Мой ласковый и нежный мент - Валентина Мельникова

Но, видно, не входило в планы господина Надымова слишком быстро отправлять ее в мир иной, оттого он всего лишь ухватил ее за ворот куртки и прошептал в бешенстве:

– Сука! Не хватало мне за тобой по лесу бегать! – и толкнул в спину, иди, мол, по тропе, и пригрозил: – Пристрелю на месте, если вздумаешь в сторону отскочить!

Но какое там отскочить! Ей еле-еле хватало сил, чтобы переставлять ноги. Несколько раз они ее подводили, и Людмила опускалась прямо на тропу или на камни. Полнейшее безразличие овладело ею. Она прекрасно понимала, что жалостью или уговорами Надымова не проймешь, а только еще более озлобишь, поэтому старалась молчать и даже стоном не выдать своего отчаяния: из тайги ей на этот раз не выйти. И вряд ли кто узнает, что с нею случилось. К тому же она была уверена, что Банзая уже нет в живых. Сквозь щели в стене ей удалось разглядеть, как безвольно болтались руки деда, когда Алик тащил его тело по земле. Перед этим она слышала сдавленные крики Банзая и глухие удары. Бандиты избивали деда за то, что он не дал им расправиться с Людмилой и в последний буквально момент отвел дуло обреза от ее головы. За что и сам заработал сильнейший удар прикладом по спине…

Узнала она это из разговоров Надымова с его чернобородым сообщником, когда пришла в себя и поняла, что лежит в сарае со связанными за спиной руками, на земляном полу среди птичьего помета. Сарай еще в прошлом году служил деду курятником. Но устав бороться с прожорливыми хорьками, дед от кур избавился, но не посчитал нужным очистить сарай от следов их пребывания…

Против ее ожиданий, бандиты на пасеку не вернулись, а пошли в сторону крутого и опасного перевала Колдун, на котором вплоть до июля лежит снег и который только самые отчаянные смельчаки из заезжих туристов зачастую безуспешно пытались форсировать… Но сейчас, в конце мая, он был особенно опасен, и Людмила вздохнула с облегчением, когда поняла, что ее мучители в гору все-таки не пойдут. Их путь лежал к одному из самых труднодоступных участков заповедника, и она с тоской подумала, что здесь-то ее искать уж точно не будут. Слишком далеко от этого места лежал заявленный ею маршрут, который так и не удалось пройти до конца…

Кашель продолжал душить ее, она задыхалась, и наконец Надымов показался из палатки. Похоже, он основательно приложился к бутылке, потому что еле держался на ногах. Покачиваясь и беспрестанно вытирая рот тыльной стороной ладони, он подошел к Людмиле и, заложив руки в карманы брюк, принялся медленно раскачиваться. С пятки на носок, с пятки на носок… Потом столь же медленно опустился на корточки, вытащил из нагрудного кармана куртки носовой платок и тщательно протер ей лицо.

– Пить хочешь? – Он взглянул на платок и, сморщившись, отшвырнул в сторону. Потом склонился еще ниже, посмотрел ей в глаза и произнес уже утвердительно: – Пить хочешь! Только знаю тебя, помирать будешь, а не признаешься! Хоть лопну, но сдержу фасон! – Он расхохотался. – Ох и упрямая ты девка, Людка Ручейникова! Или уже не девка? – Он ухватил ее за подбородок и развернул к себе лицом. – Не крути мордой! С кем бабой стала? С женихом своим задрипанным или все-таки мент трахнул?

– Сволочь! – прошептала Людмила. – Какое твое собачье дело, кто меня трахнул? Главное, что не ты!

– Опять лаешься? – Надымов потянулся за ее спину и отстегнул наручники, но руки не развязал. – Пей, пока я добрый!

Людмила продолжала сидеть на том же месте, не в силах пошевелиться, настолько занемело все тело. Но Надымов понял это по-своему.

– Точно дура ты, Людка! Сдохнуть раньше времени хочешь? – Он вскочил на ноги. – Только не получится сдохнуть-то. Ты еще поживешь, правда, захочешь ли жить, вот в чем вопрос… – Он подхватил ее под мышки и поставил на ноги.

Но Людмила, охнув, сползла на землю.

– О черт! – Надымов склонился над ней. – Что, и вправду помирать надумала?

И тогда, сжавшись как пружина, собрав последние силы, она ударила его головой в лицо. Надымов вскрикнул, отпрянул от нее и схватился рукой за нос. Из-под пальцев хлынула кровь, и он, задыхаясь, проговорил:

– Действительно сука ты, Людка! А ведь я тебя любил! Ох как я тебя любил… А ты всю жизнь так, чуть что – сразу в морду… Другого, видно, не умеешь! – Он бросился к ручью и окунулся лицом в воду, потом быстро сел, подобрал брошенный платок, намочил его и приложил к переносице. Не обращая внимания на все еще текущую из носа кровь, Надымов вернулся на прежнее место. – Что ноги поджимаешь? – произнес он насмешливо в ответ на ее попытку отползти в сторону. – Думаешь, сейчас убивать буду? Да нет, это не интересно – сразу тебя убить… Хочется мне, чтобы ты как следует помучилась, как меня мучила все эти годы… Знала ведь, что влюблен в тебя? Знала? – повысил он голос и ухватил ее за отвороты куртки. – Что молчишь, подстилка ментовская? Знала или нет?

– Знала! – с трудом произнесла Людмила. Ворот, перекрученный в руках Надымова, стянул горло, и она опять задыхалась, но теперь уже не от жажды. – Злишься, что не твоей подстилкой стала?

– Слишком большая честь для тебя в моих подстилках состоять! – скривился Надымов. – Но кое-что могу тебе предложить. Например, местечко в портовом притоне в одной азиатской стране. А там, знаешь, только одни обезьяны! Желтые узкоглазые обезьяны! Представляешь, по веткам те, что поменьше, прыгают, а в бордель те, что побольше, захаживают. И белых баб они дорого ценят. В складчину человек этак пять возьмут белую девку, ну… и сама понимаешь, редко какая такой темп выдерживает! А они, азиаты, жуть какие темпераментные! Южная кровь!

– Заткнись, Надымов! – произнесла Людмила устало. – Ты до этого борделя доберись сначала!

– А что? И доберусь, да еще и заработаю на тебе энное количество долларов. Там подобный сервис очень даже хорошо оплачивается.

– Смотри геморрой не заработай от натуги! И губу подтяни, а то раскатал до невозможности! – Людмила окинула его насмешливым взглядом. – Ты у нас мастер деньги зарабатывать на всем, что движется и не движется…

– Язви, язви, только это тебе и остается! – Надымов посмотрел на часы. – По моим подсчетам, через час Алик вернется с лошадьми. И тогда прости, дорогая! Придется тебя на некоторое время превратить в недвижимость, чтобы не дергалась!

Людмила промолчала. Никчемная перепалка лишила ее последних сил, и, устало вздохнув, она закрыла глаза.

Надымов тоже замолчал, завозился рядом, и вдруг что-то металлическое ткнулось ей в губы. Она открыла глаза. Кружка! Кружка, полная холодной родниковой воды! И она не выдержала. Стала пить жадно, торопливо, не замечая, что вода льется по подбородку, стекает на грудь…

– Эх, Людка, Людка! – тоскливо сказал Надымов и отшвырнул пустую кружку в сторону. – И чего тебе стоило хотя бы раз ласково на меня посмотреть, может, и не сидели б тут сейчас… Я из тебя королеву бы сделал… – Он упал головой ей на грудь, обхватил за плечи, зашептал торопливо: – Сейчас поймешь, чего лишилась… Я ведь быстро… быстро…

Людмила почувствовала, как торопливые пальцы шарят по ее груди, пытаются расстегнуть куртку, изогнулась, стараясь сбросить его с себя, но Надымов ухватился за веревку, стягивающую ее запястья, и прижал их к земле.