Искупление - Иэн Макьюэн

— Посмотри на меня, — ласково прошептала она. — Робби, посмотри на меня.

Его ответа Брайони не разобрала, но поняла, что он возражал, не соглашался. Быть может, даже выругался. Когда Сесилия крепче обхватила его за плечи, он стал выворачиваться всем телом, они с Сесилией напоминали в тот момент борцов на ковре. Но сестра снова попыталась ладонями повернуть к себе его голову. Он отворачивался, обнажая зубы в подобии злорадной улыбки, однако она обеими руками еще крепче сжала его лицо и силой повернула. Наконец он посмотрел ей в глаза, однако она все не отпускала его, притягивая его голову все ближе, пока их лица не соприкоснулись, тогда она прильнула губами к его губам в ласковом долгом поцелуе. Потом с нежностью, так хорошо памятной Брайони по временам ее детства, прошептала:

— Проснись… Робби, проснись.

Он едва заметно кивнул, сделал глубокий вдох и протяжно выдохнул. Только после этого Сесилия осторожно убрала руки. В наступившей тишине показалось, что комната сжалась еще больше. Он обнял Сесилию, склонил голову и поцеловал ее нежным, нескончаемым, интимным поцелуем. Брайони бесшумно переместилась в дальний угол, к окну. Пока она наливала из-под крана воду в стакан и пила, влюбленная пара, отрешившись от всего, что ее окружало, не разнимала губ. Брайони почувствовала себя вытолкнутой из комнаты, вычеркнутой из памяти и испытала облегчение.

Стоя к ним спиной, она смотрела в окно на тихие дома с террасами, освещенными солнцем, на дорогу, по которой пришла сюда с главной улицы. К ее собственному удивлению, ей не хотелось уходить, хотя их долгий поцелуй смущал ее и было неясно, что же за ним последует. Она увидела на противоположной стороне улицы женщину в теплом, несмотря на жару, пальто, которая вела на поводке, видимо, больную таксу с обвисшим животом. Теперь Сесилия и Робби тихо о чем-то говорили, Брайони решила, что из вежливости не должна оборачиваться, пока ее не окликнут. Она ощущала покой, глядя, как женщина открывает калитку, потом очень тщательно закрывает ее за собой, как на полпути к дому она с трудом наклоняется, чтобы вырвать сорняк из цветочного бордюра, тянущегося вдоль дорожки до самого входа. Собака, ковыляя, подбрела и лизнула ей руку. Потом женщина с собакой зашли в дом, и улица снова опустела. Дрозд спикировал на изгородь из бирючины, но, не найдя чем поживиться, тут же снова взлетел. По небу скользнуло облако, на какой-то миг приглушив яркость солнечного света. Таким мог быть любой обычный субботний день. Мало что напоминало о войне на этой тихой пригородной улочке. Разве что кусок поднятого маскировочного полотнища в окне напротив да «форд» на кирпичных столбиках.

Брайони услышала, как сестра произнесла ее имя, и обернулась.

— У нас мало времени. Робби должен явиться к месту службы в шесть вечера, ему нельзя опаздывать на поезд, так что давайте присядем. Ты должна для нас кое-что сделать.

Это было типичное распоряжение старшей медсестры. Не то чтобы слишком начальственное — Сесилия просто излагала то, что должно быть сделано. Брайони села на ближний к ней стул, Робби принес табуретку, Сесилия поместилась между ними. О приготовленном ею завтраке никто и не вспомнил. В центре стола стояли три нетронутые чашки. Робби снял с него стопку книг и положил на пол, Сесилия сдвинула банку с колокольчиками так, чтобы она не свалилась, и переглянулась с Робби.

Тот откашлялся, глядя на цветы, а когда заговорил, голос звучал бесстрастно. Таким голосом можно зачитывать выдержки из правил поведения. Теперь он смотрел прямо на Брайони неподвижным взглядом, безукоризненно владея собой. Но на лбу, над бровями, у него выступили капельки пота.

— Самое важное ты уже сама решила сделать. Тебе нужно как можно скорее поехать к родителям и рассказать все, что им необходимо знать, чтобы убедиться: твои показания были ложными. Когда у тебя выходной?

— В следующее воскресенье.

— Вот тогда и поезжай. Мы дадим тебе свои адреса, и ты скажешь Эмилии и Джеку, что Сесилия ждет от них письма. Еще одну вещь ты должна сделать завтра. Сесилия говорит, что ты можешь выкроить час в течение рабочего дня. Поедешь к нотариусу, составишь заявление и подпишешь его в присутствии свидетелей. В этом заявлении должно быть сказано, что ты в свое время ошиблась и отзываешь назад прежние показания. Каждому из нас пришлешь по копии заявления. Тебе все ясно?

— Да.

— Потом ты напишешь мне подробное письмо. В нем ты должна сообщить все, что считаешь относящимся к делу. Все, что заставило тебя подумать, будто там, у озера, ты видела именно меня. И почему, несмотря на то что не была уверена, ты так упорно повторяла свою историю на протяжении тех месяцев, пока шло следствие. Если на тебя оказывалось давление со стороны полиции или родителей, я хочу это знать. Ты поняла? Это должно быть длинное письмо.

— Да.

Поймав взгляд Сесилии, он кивнул.

— И если ты сможешь хоть что-то вспомнить о Дэнни Хардмене — где он находился, что делал в то время, кто еще его видел, — все, что может поставить под сомнение его алиби, мы хотим это знать.

Сесилия между тем записывала адреса. Брайони затрясла головой и попыталась что-то сказать. Но Робби словно не замечал этого. Поднявшись и взглянув на часы поверх ее головы, он произнес:

— Осталось мало времени. Мы проводим тебя до метро. Нам с Сесилией нужно хоть час побыть наедине до моего отъезда. А тебе до конца сегодняшнего дня необходимо составить заявление и сообщить родителям о своем визите. Начинай также обдумывать письмо, которое ты пришлешь мне.

Сказав это, он направился в спальню.

Брайони тоже встала и заметила:

— Возможно, старый Хардмен говорил правду. Дэнни всю ночь был с ним.

Сесилия, собиравшаяся передать ей листок с адресами, застыла, Робби остановился на пороге спальни.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Сесилия. — Что такое ты говоришь?

— Это был Пол Маршалл.

В наступившей тишине Брайони пыталась представить, о чем они сейчас думают. Ведь Сесилия и Робби годами представляли все по-другому. Впрочем, какой бы ошеломляющей ни оказалась для них ее новость, это была всего лишь деталь, которая не меняла сути дела. И ничего не меняла в роли Брайони.

Робби вернулся к столу.

— Маршалл?

— Да.

— Ты его видела?

— Я видела мужчину его роста.

— И моего.

— Да.

Сесилия встала и начала взглядом искать сигареты. Робби увидел их и бросил ей пачку через комнату. Сесилия затянулась, выдохнула дым и сказала:

— Не могу поверить. Он дурак, я знаю, но…

— Он жадный дурак, — согласился Робби, — но я не могу вообразить его рядом с Лолой, пусть даже всего на пять минут, которые потребовались…

Учитывая все случившееся пять лет назад и имевшее столь пагубные последствия, Брайони понимала, что это легкомысленно, тем не менее не могла не доставить себе удовольствия поделиться еще одной новостью: