📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгСовременная прозаПрощание с осенью - Станислав Игнаций Виткевич

Прощание с осенью - Станислав Игнаций Виткевич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 86 87 88 89 90 91 92 93 94 ... 107
Перейти на страницу:

О, диво (именно так: о, диво), даже Выпштык приспособился к условиям, став генеральным директором Института культов, но под этой маской он преследовал только одно: чтобы с его религией, с той единственной, в которую он верил, ничего плохого не случилось. Ибо католицизм не был на хорошем счету у нивелистов. Впрочем, они научились не уничтожать все, а пользоваться всем, чем только было можно, по мере своих возможностей для достижения своих целей. Это была идея Саетана Темпе, того самого, проклятого, который всегда оказывался прав. Второй его идеей было преобразование государственной коммунонивелистической системы в прогрессивный синдикализм, что требовало несколько больше времени. Он даже не надеялся дожить до ее осуществления, намеревался лишь заложить основы.

В это время Темпе писал Геле, но его письмо Геля не показала Атаназию, уверяя, что оно куда-то задевалось. Атаназий догадался, что речь в нем шла о деньгах и об использовании ее очарования для целей нового порядка. Так оно и было на самом деле, причем добавлены были легкие брачные предложения: Темпе, судя по всему, была нужна своего рода Эгерия, которая соответствовала бы его положению и силе, чтобы сила эта росла день ото дня, а не расходовалась. Это была одна из тех титанических натур, которые растут пропорционально величине возложенной на них нагрузки и поставленных перед ними задач. Но пока комбинация совместных эротических вдохновений, любви единственного истинного любовника, озверевшего до состояния метафизической бестии, и новой религии не была исчерпана до конца и вполне удовлетворяла княгиню Препудрех — Duchesse of «Припадреч» — как ее здесь называли, а вместе с ней и бедного татарского дворянишку.

На периферии, в тихих закоулках души Атаназия разрастались запоздалая любовь к Зосе и намерение соединиться с ее призраком в чистой сфере небытия по совершении предсмертного поступка. По мере распада внешней психофизической скорлупы в нем росла неведомая сила, которую он скрупулезно — «зернышко к зернышку, пока не будет впорушку» — собирал в кучку. Однако и порушка прошла, и мера была перебрана. С этими оргиями и извращениями все было ничего, пока в игру входили цветные — индусы (хоть и арийцы), малайцы, китайцы, бирманцы, жители Сиама, аннамцы и прочие монголоиды. Но когда в ближайшем окружении Гели стали понемногу появляться «белые», а главное — когда они были допущены к тем же самым психофизическим фамильярностям, что и «coloured people»[79], Атаназий стал слегка на дыбы, тем более, что бывал принужден к тем же самым психофизическим комбинациям, что и с теми. Так или иначе, но поначалу ему немного помогла старая идеология Ендрека — «пользоваться всем», — но здоровый инстинкт взял верх, тем более, что силы даже самого дикого быка, к сожалению, неизбежно ограничены — «eine Transcendentale Gesetzmäßigkeit»[80]— что поделаешь. И ко всему — дух Зоси...

Кроме того, к компании прибился некий грек — Ликон Мультифлякопуло, ведший свою родословную от одного из военачальников Александра Македонского, какой-то русский князь Грубенберг-Замухасранский, веселый американский миллионер Роберт Бидль и итальянский маркиз Луиджи Трамполини-Пемпи. А еще белые женщины, да такие жуткие, что... Исходя из знания разговоров в Апура можно представить себе, какие разговорчики теперь имели место между любовниками. Геля находилась на грани острого безумия. Она говорила такое, отчего просто-таки белок свертывался и разлагался гемоглобин, образовывались токсины, способные убить мегатериума Кювье — кобры могли бы позавидовать яду ее слов, если бы услышали ее в момент, когда она убеждала любовника в том, что потом их ждет духовная высота (но когда?), на которой должен наконец кончиться ужас и начаться чудо. Границы убегали в кровавый туман ее голодного воображения, в адские испарения злобного и похабного сумасбродства. Начинался известный по историям колонистов жестокий «тропический бзик»; жара, перец, алкоголь, безнаказанность и наркотики — вот причины этой болезни.

Наконец Атаназий перестал даже беспокоиться всем этим: он впал в состояние хронического «ступора». Прохаживаясь в одиночестве по окрестным горам медленным шагом старика, он все чаще подумывал о бегстве. Геля выплачивала ему постоянный оклад на личные расходы — по его требованию, весьма скромный. Только совместные переживания оплачивались безоглядно. С некоторого времени Атаназий стал экономить, и таким образом «скопил» (какой ужас!) определенную «сумму», на которую мог вернуться в Европу даже первым классом. Тропический климат, а в этих условиях даже пейзаж изводили его как жуткий кошмар. Он больше не мог выносить постоянную жару, хинин и москитов, а вдобавок все то... Труд о социальной метафизике уже пару недель лежал без движения. Боже! Как же быстро все произошло. Эти месяцы были равны годам, и все зияло пустотой и скукой, которые ничем невозможно было заполнить. Жестокость и отвращение совершенно перестали на него действовать. Тот небольшой запас чувств, который был у него на всю жизнь, он сжег в течение этих нескольких месяцев — осталась лишь кучка шлака, и его дух носился над этой руиной, как дымок над пепелищем через пару дней после пожара. Геля же в состоянии полумистического безумия и острой нимфомании, объевшаяся индийской мифологией, которую она тщетно пыталась примирить с Расселом, Гуссерлем, Бергсоном, Корнелиусом, Махом и Джеймсом, сваленными в одну кучу в ее бедном мозгу (единственным утешением была теория Множественности Действительностей Хвистека), становилась невыносимо тягостной спутницей. (И как назло, она продолжала оставаться прекрасной). Ее интеллект, измученный постоянной безнадежной работой, направленной на примирение всех противоречий, и манией построения системы такой панрелигии, которая соответствовала бы идеалам наиболее продвинутых островков разного рода точной философии, уже отказывался служить ей. Творческим умом она отнюдь не обладала — в этом и состояла ее трагедия, — а требования к себе у нее были просто-таки дикие.

На окончательное решение Атаназия повлиял целый комплекс причин. Индия тоже постепенно начинала рушиться с основания, и та жизнь, которую вела Геля, не могла удержаться в таком состоянии более или менее длительное время. А пропасть здесь, в какой-нибудь индийской заварушке, совершенно случайно, как от хобота раздразненного Гелей слона, Атаназию не хотелось. Если уж гибнуть, то хоть знать за что. Свой подвиг он должен совершить там, на родине, по которой тосковал все больше среди немыслимой природы. Сейчас они были на Цейлоне, где Геля устроила «camping» с большим размахом. Немного тесновато было ей в людных предместьях. Палаточный лагерь занимал 1/2 квадратного километра в северной части острова, около Рагнарока. Только охота была исключена из числа позволяемых себе удовольствий, потому что и Геля, и ее любовник не переносили убийства животных иначе, как в процессе ритуальных оргий, в соответствии с их собственным, особым обрядом — вот тогда оно было бы оправдано высшей целью: познания все более глубокой тайны собственного существа, что было возможно только через некоторое деяние, противоречащее самым существенным инстинктам. (Постоянно поступая таким образом, легко превратиться в свою собственную противоположность.) В один прекрасный день дошло до того, что кто-то из менее важных гостей умер от сердечного приступа. Какую-то дамочку защекотали чуть ли не насмерть: осталась в живых, но приобрела легкий бзик. Разумеется, все эти случаи были прикрыты безупречными медицинскими документами. Но это оказалось последней каплей, предопределившей то, что Атаназий таки принял решение. Ему совершенно не хотелось гнить в цейлонской тюрьме, а ведь он был вынужден принимать активное личное участие во всем. Ко всему прибавился шантаж цветных людей. Одного черного пришлось убить как бы случаем в джунглях. Жизнь на самом деле вступала в сферу настоящего, смертельного преступления. Атаназий слегка устыдился, что именно эти случаи решительно подтолкнули его к бегству, но что было делать. Однако что было, то было, и ему пришлось спасаться бегством. Одному он удивлялся: как у него хватало сил все это выдержать. Иногда ему до слез становилось жаль Гелю, ее как таковую, а не только как эротический объект — но что ему оставалось делать с одержимой, которая, казалось, уже ни о чем реальном не хотела знать: ей представлялось, что она какая-то сверхженщина, чуть ли не божество. А дух Зоси теперь призывал его все чаще. Нередко, когда он в одиночку блуждал по джунглям, он отчетливо слышал ее голос. Раз видел ее лицо в углу палатки, на фоне щита из кожи буйвола, который он купил как талисман у какого-то веда, одного из полуживотных обитателей из глубины острова.

1 ... 86 87 88 89 90 91 92 93 94 ... 107
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?