Жертва разума - Джон Сэндфорд

– Выпусти меня отсюда.

– Не-е-е, – сказал Лукас. – Мы нашли девочку в цистерне. Она была едва жива. Как ты мог так поступить, Джон? Бросить ребенка в цистерну… – И он швырнул еще один кусок земли вниз.

– Выпусти меня, я ранен! – закричал Мэйл.

– Тебе недолго осталось терпеть, – сказал Дэвенпорт. – Вода втекает в трубу с другой стороны. Как только я заблокирую выход, она заполнится… это не займет много времени. Никто не узнает. Все будут думать, что ты сбежал. Получится, что ты вроде как победил – только ты будешь мертв. А я посмеюсь.

– Помоги… помоги мне! – взвыл Мэйл, и Лукас слышал, как он колотит руками и ногами по трубе.

Вероятно, он пытался ползти обратно.

Мэйл попробовал отползти подальше от голоса, чувствуя, что вода движется вместе с ним. «Наверное, здесь наклон, – подумал он. – Может быть, труба и вправду наполнится… нужно вылезти. Нужно выбраться наружу…»

Он отчаянно полз назад, пока не наткнулся ногами на кучу мусора, которую оставил у себя за спиной: теперь он вспомнил. Мэйл бил по ней ногами, но ничего не видел и не мог сдвинуться с места. Он застрял. Впереди, в конце трубы, остался совсем маленький прямоугольник света. Тогда Мэйл снова пополз вперед, остановился, повернулся, чтобы достать пистолет, и вытолкнул его вперед.

– Выпусти меня! – закричал он и выстрелил.

Вспышка и грохот ошеломили и оглушили его. Очень медленно пробираясь вперед, как крот в воде, он выстрелил снова.

Теперь Джон видел лишь тонкую полоску света. Дэвенпорт что-то сказал, но он не расслышал. Он просто лежал в темноте; вода постепенно поднималась, боль угнездилась в животе, мир смыкался вокруг него. Дэвенпорт похоронит его заживо; он чувствовал, как поднимается вода.

Мэйл отчаянно забился – и не сумел сдвинуться с места. Но у него был пистолет. Не думая больше ни секунды, он упер дуло под подбородок.

Лукас услышал приглушенный звук выстрела и немного подождал.

– Джон?

Дэвенпорт слушал, но из трубы больше не доносилось никаких звуков. Отчаянный стук прекратился. Он посмотрел на дорогу, где полицейские продолжали стоять на крышах своих машин, глядя в противоположную сторону – на кукурузное поле. Выстрелы внутри трубы были практически не слышны снаружи. Лукас начал вытаскивать глыбы земли из трубы.

Из нее вылилось немного воды.

Потом струйка крови.

И кусок окровавленной плоти, плывущий, точно детский кораблик-листок в мелкой грязной воде.

Лукас встал, отбросил носком испорченной туфли куски земли и травы от трубы и выбрался на дорогу.

– Эй! – крикнул он полицейскому на ближайшей машине.

Когда тот повернулся, Дэвенпорт указал на канаву, и со всех сторон к нему побежали люди.

Отстраненный от дела и безоружный Слоун приехал на ферму, опасаясь, что все пропустил. Он обнаружил дюжину полицейских, которые стояли на четвереньках возле водопропускной трубы, и Лукаса, сидевшего на ступеньках крыльца полуразвалившегося дома.

– Тебя подвезти, приятель?

– Мне нужна сигарета, – сказал Дэвенпорт. – Не понимаю, зачем я бросил курить.

Слоун рассказал ему последние новости, когда они ехали в город.

– Вулф отказалась иметь со мной дело, поэтому я с Франклином занялся Хелен Манетт. Мне удалось ее запутать ласковым тоном, она заговорила, и мы все узнали.

– Но толку от этого будет немного, – сказал Лукас. – Суд не станет принимать во внимание все, что случилось после того, как Хелен Манетт попросила адвоката, а мы ей отказали.

– Я думал о другом, – ответил Слоун. – Хотел понять, почему она так поступила.

– Деньги, всегда деньги – так или иначе.

Слоун кивнул.

– Она все знала про Тауэра и Вулф. У Тауэра отчаянное финансовое положение, хотя об этом мало кому известно. Почти все деньги кончились. Его содержание от фонда урезано, а пять лет назад они взяли большой имущественный заем на дом, но выплаты по нему стали для них тяжким бременем. Они могли рассчитывать только на деньги фонда, однако в уставе имеется положение: если последний благотворитель больше не может иметь наследников, фонд закрывается, и наследник получает всё. Речь шла о крупной сумме. На данном этапе – тринадцать миллионов долларов.

– Господи, так много? – удивился Лукас.

– Да. Фонд обеспечивался облигациями. Чтобы компенсировать инфляцию, они откладывали значительные суммы, а остальную часть дохода делили между четырьмя наследниками – Тауэром, Энди и ее дочерьми. Каждый из них получал около ста тысяч в год. Если бы Энди и ее дочери погибли, Тауэр мог бы настоять на закрытии фонда и получил бы всю сумму. Именно на такой исход рассчитывала Хелен Манетт. Она поняла, что Тауэр собирается ее бросить, и надеялась урвать половину.

– Она встретилась с Мэйлом в квартире, которую он снимал?

– Да. Он спросил, как ее зовут, и сказал, что лечился у врача по имени Манетт. И еще он говорил какие-то вещи, которые помогли ей понять, что именно про него Энди несколько раз рассказывала: настолько безумный, что она до смерти его боялась. Он назвал свое имя – Мартин Ладукс. Она нашла его телефонный номер и начала ему звонить.

– Мы могли бы догадаться, – сказал Лукас.

– Могли бы, – пожал плечами Слоун. – Но у нас было всего пять дней. Даже меньше.

– А мне кажется, прошло столетие, – признался Лукас.

– Ты знаешь, о чем она меня спросила? – после небольшой паузы спросил Слоун.

– О чем?

– Может ли она рассчитывать на призовые деньги Данна – ведь она помогла нам найти Мэйла…

Примерно на полпути им позвонил секретарь шефа полиции и сказал, что Рукс отправляется в больницу и хочет встретиться там с Дэвенпортом и Слоуном. Когда они туда добрались, оказалось, что парковка забита автомобилями. Напарник огляделся по сторонам.

– Может быть, мне следует подбросить тебя к приемному покою? – спросил он. – Ты плохо выглядишь.

– Я в порядке, – ответил Лукас, выходя из машины.

Его туфли были испорчены, брюки все еще не высохли и прилипали к ногам, нижнее белье и рубашка намокли, и ему казалось, что в них полно песка. Даже галстук был влажным. К тому же он давно не брился.

Слоун оглядел его.

– Твой пиджак хорошо смотрится, – сказал он.

Рукс сразу же обняла Лукаса.

– Ты сумел их вернуть… Я не могла в это поверить.

Тут же появился Данн, который принялся хлопать его по плечу.

– Ты всех нашел. – Его лицо светилось от счастья.

– Спокойно, – проворчал Лукас. – Как Женевьева?

– Переохлаждение, – ответил Данн и помрачнел. – Она не дожила бы до вечера. Возможно, пострадают нервные окончания ног. Но не исключено, что все пройдет – пока еще слишком рано делать прогнозы. Но она так долго висела в своем польто, и нервы были пережаты…