Роковая дама треф - Елена Арсеньева

– Ты так изменилась, Анжель! Ты стала совсем другой! Ноничего! Это все беременность, – заявил он с видом знатока. – Погоди, родишь – исама себя не узнаешь! Готов держать пари, что мы еще не раз украсим головутвоего мужа ветвистыми, кустистыми, развесистыми рогами.

– Готова держать пари, что к тому времени, как я рожу, он небудет моим мужем, – усмехнулась Ангелина и с любопытством уставилась на Оливье,у которого вдруг как бы натянулось лицо; и голос его звучал, как у чужого,хитрого, пронырливого человека:

– Ну и куда ты его намерена девать? Или придумала, как отнего избавиться, а денежки мои положить в карман?

Ангелину передернуло. В глазах ее вспыхнуло возмущение.Господи, да неужели и впрямь бог войны осенял Оливье своими крылами, давая емублагородство, отвагу, мужество, а без его благосклонности от Оливье осталсятолько провинциальный, вульгарный буржуа?! Она всегда с величайшим почтениемотносилась к своей нации, не считая при этом другие народы хуже, но сейчасвысокомерно подумала, что в русских вольных просторах дышавший русским воздухомОливье как бы вобрал в себя непоколебимой русской силы и величия, а когда воляи ширь сменились теснотою и затхлостью каменных улочек, он и сам сделался такимже… затхлым. И, брезгливо сморщив нос, она ответила небрежно:

– Успокойся! Твои деньги нужны только тебе! Мой отецдостаточно богат, чтобы я не нуждалась в них. А что касается моего мужа, онобещал развестись со мной, едва мы доберемся до Лондона.

– До Лон-до?.. До Лон-до?.. – забубнил Оливье, не в силахпроглотить новость, и это было так уморительно, что Ангелина не сдержалахохота, но тут же осеклась, увидев выражение лица Оливье.

– В Лондон собрались? Это зачем? И кто твой отец? Откудазнает о нем де Мон и почему не знаю я? Почему ты доверилась ему, а не мне? Иесли вы собрались в Лондон, то зачем меня притащили сюда? И как, скажите намилость, вы намерены выбраться из Франции? Если у де Мона есть пропуск навыезд, то в Англии его встретят залпом с пограничного судна. А если его ждуттам, значит, с этого берега вслед ему прогремят выстрелы. Вам хочется очутитьсямеж двух огней, но мне-то – черта с два! – засыпал ее Оливье градом восклицанийи вопросов, среди которых основным все же был один-единственный: почему онтолько сейчас обо всем узнал – и то случайно?!

И вдруг ярость на его лице уступила место страху.

– О, я понял… – прошептал он, выкатив глаза, и это вызвало уАнгелины новый приступ безумного хохота. – Я все понял… Если де Мон намерен стобой развестись и ты останешься в Англии, значит, мои денежки опять переходятко мне. Ты-то не можешь перевести их в английские банки – мы в состоянии войныс Британией! И де Мон их теряет. Вот если бы не было меня, он преспокойноразвелся бы с женой-распутницей, которая сама не знает, кто сделал ей ребенка,и остался бы очень-очень богатым человеком за счет ее приданого. Но все этовозможно, если бы не было меня… Так-так… я понял! Я все понял! Меня ждетвыстрел либо с английского, либо с французского берега, а если нет, то, надополагать, уже готовы руки сбросить меня за борт где-нибудь посередине пролива?И тогда все получится именно так, как хотели бы вы!

Все, что он городил, выглядело так нелепо, что Ангелинатолько и могла махнуть на него рукой. Конечно, она тоже не понимала, зачем деМон тащит Оливье в Англию. Ну как можно верить, что она питает к нему какие-точувства?! Пожалуй, Оливье прав. Надо поговорить с мужем, убедить, что самоелучшее – отпустить «кузена» восвояси, отдав ему его вожделенные деньги. Похоже,ни былая слава, ни нынешнее счастье, ни возможная любовь не способны заменитьему сладостного шелеста ассигнаций и мелодичного звона золотых монет. Что же…Бог с ним. Каждый сам выбирает свой путь!

– Клянусь, ты прав! – горячо воскликнула она, соглашаясь,правда, отнюдь не с тем, что твердил Оливье, а со своими размышлениями, иужаснулась, увидев, как исказилось его лицо. – Я скажу мужу, что ты не хочешь…что ты думаешь…

– Нет! – в ужасе закричал Оливье. – Нет, молчи, умоляю тебя!Когда-то я спас тебе жизнь – спаси и ты мою, не выдавай меня де Мону, нерассказывай, что я обо всем догадался! И… и прощай, Анжель! Считай, что меняуже нет в Кале!

И Оливье стремглав кинулся прочь по окраинным улицам,мгновенно скрывшись из виду.

* * *

Нотариус только руками развел, когда, воротясь, увиделАнгелину в растерянности – и в полном одиночестве.

– Странно! Мне казалось, что у молодого человека есть голована плечах, а он убежал от своего счастья. Ну, кого боги хотят погубить, тогоони лишают разума. Мне теперь не до него. Надо поторопиться. Но сначала – вот.– Он подал Ангелине узел. – Зайди в карету и переоденься. – Увидев, каквзлетели в недоумении ее брови, пояснил: – Мы отправляемся в плавание не напассажирском пакетботе, как бывало некогда. Опасности ждут нас, и если кто-тоследит за нами, пусть же он потеряет наш след здесь, около этой кареты!

Ангелина послушно отправилась переодеваться. Потом еепримеру последовал де Мон, а снятые с себя вещи они тщательно упаковали вчемоданы – и оставили на месте. Ангелина несколько раз печально оглянулась,жалея о новых платьях, особенно об одном – очень красивом, синем, сшитом иззапрещенного контрабандного муслина; потом вспомнила, что в Англии отец сматерью не замедлят приодеть ее как подобает, – и утешилась, и более неоглядывалась, и вскоре неопрятный старик в громоздком, обветшалом парике б laLouis XVI (в провинции их еще носили!) и скромная барышня в неприглядном платьеи уродливом чепце, полностью скрывавшем волосы, быстро шли по улицам Кале,приближаясь к пристани.

Город показался Ангелине небольшим, но чрезвычайномноголюдным. Это была протестантская провинция – очевидно, из-за близости кАнглии, – так что убогая одежда здесь не бросалась в глаза, напротив, роскошноеплатье вызвало бы любопытство и неодобрение. Двухэтажные дома тоже показалисьей убогими и невзрачными. Воздух же был напоен сыростью и морской солью,которая щекотала и раздражала ноздри. Ангелина дернула плечами – ни за что насвете она не согласилась бы здесь жить!

Она думала, что муж поведет ее на пристань, однако импредстояло дождаться вечера, а потому они зашли в трактир. Есть ей не хотелось– слишком уж досадовала она на то, что время отчаливать еще не настало, – но,когда сели за стол, прекрасная рыба и свежие морские раки показались ей отменновкусны. Де Мон спросил вина («Du meilleur!» [105] – приказал он, значительноподняв палец), и они с Ангелиною выпили по бокалу какой-то розовой кислятины –за удачу.