Смерть экс-любовника - Харли Джейн Козак

– Налево, – приказал Макс.

Я сделала это, когда в конце коридора показалась дверь с надписью: «Киноаппаратная – Студия озвучивания А». Я посмотрела на Макса – он шел в десяти футах позади меня. Свободной рукой отцепив от пояса кольцо с ключами, он поднял его на уровень глаз и стал перебирать ключи, пока не нашел нужный.

– Вот этот, серебряный, – сказал он и протянул мне ключи: – Открой дверь!

Я взяла связку и скосила глаза, отыскивая ключ, затем начала сражаться с дверью. Ключ входил туго, мои руки дрожали – как и все тело. У меня создалось впечатление, будто вот-вот настанет подходящий момент – а может, уже и настал, – когда у меня будет некое преимущество и я смогу сделать какой-то отчаянный шаг, но, ради всего святого, что именно это должно быть? «Как поступил бы на моем месте Ахилл? – подумала я. – Или Гектор? Или Одиссей?» Я помолилась им, но потом вспомнила: они не боги, а просто герои. Я возилась с ключом, мое лицо обливалось потом, хотя несколько минут назад мне было холодно. Если я побегу, Макс догонит меня, но сначала покончит с Аполлоном. Я не представляла, как можно убить человека, просто нажав посильнее на горло, но сейчас не время расширять свои познания. Отперев дверь, я повернусь и изо всех сил запущу тяжелыми ключами в глаза Максу, а потом…

Замок щелкнул. Пора действовать.

– Оставь ключ в замке, – велел Макс. – И входи.

Я замешкалась.

– Быстро!

Меня била дрожь, я отворила тяжелую дверь и ступила в темноту. Потом сзади на меня что-то обрушилось и я упала. Дверь захлопнулась. Тишина.

В комнате было очень тепло.

– Уолли?

Я почувствовала неимоверное облегчение.

– Аполлон? Ты как? – Я поползла на его голос.

– Все хорошо. – Он откашлялся. – Ох, это мое лицо.

Я убрала руку с его носа.

– Извини. Я попытаюсь добраться до двери и посмотреть, есть ли там выключатель.

Но в помещении было совершенно темно, а я потеряла направление, когда падала. И потому двинулась наугад, выставив вперед руки. На полу было ковровое покрытие. Я ползла медленно, ожидая, что скоро упрусь в стену, но этого не произошло.

– Уолли?

– Похоже, я сделала круг. Попробую пойти в другом направлении.

– А я пойду в эту сторону, – откликнулся Аполлон. Я не поняла, что он имеет в виду.

Я слышала, как он шаркает ногами, возможно, как и я, передвигаясь ползком. Потом он наткнулся на что-то и пробормотал какие-то слова по-гречески – наверное, выругался. Моя рука ткнулась во что-то мягкое. Что-то податливое.

Кожа.

Тело.

Я закричала. В моем крике не было смертельного ужаса, а просто короткая истерика, но он, должно быть, прибавил Аполлону несколько лет.

– Что там? – в свою очередь, крикнул он.

– Ру-ру-рука. – Тело казалось живым, потому что было теплым. Затем я нащупала волосы, вьющиеся волосы, и, даже не видя их, знала, что они рыжие. – Джо! Это Джо! – воскликнула я, не зная, плохо это или хорошо, поскольку моя подруга не двигалась и молчала. Но тепло ее кожи – уже что-то.

Зажегся свет. Аполлон держал руку на выключателе и смотрел на нас.

Джо лежала на спине. Она была в серых спортивных штанах и теплой рубашке – все это было велико ей на несколько размеров, словно она одолжила одежду у футболиста. Джо казалась совершенно беспомощной и смертельно бледной. Лицо – в синяках и ссадинах. Дыхание, похоже, в норме. Я взяла ее за кисть.

– Пульс, слава Богу, есть.

Я огляделась. Выключатель, найденный Аполлоном, находился рядом со ступенями, ведущими на платформу, где располагался большой пульт. Он стоял под окнами, выходившими в другую комнату, но в ней тоже было темно. Пульт, по всей видимости, некогда считался настоящим произведением искусства, у него было великое множество кнопок и рычагов, прямо как самолетная приборная доска. Но от него осталась только пара проводов, которые ни к чему не подсоединялись; все его «внутренности», а также «сердце» и «душа» были вынуты. Комната смотрелась уныло.

Я отошла от Джо, взобралась на платформу и взяла трубку висевшего на стене телефона, но тут увидела, что его провод тоже оборван.

Я посмотрела по сторонам, пытаясь найти кнопку пожарной тревоги, но ничего такого в комнате не было.

Аполлон изучил дверь, но она, конечно же, была заперта. Я представила, как монтажеры запирали ее на засов после работы, не желая допускать уборщиков к дорогому оборудованию и к ценной кинопленке. Дверь была монолитной и стальной, отнюдь не из тех, что то и дело выбивают герои фильмов. Я постучала по окну, но стекло оказалось толстым, словно автомобильное ветровое. Я подумала о рабочих над нами, которые вынимают из стен настоящие окна и вставляют подделку. До киноаппаратной, наверное, никому не было дела, раз от строения скоро останутся одни головешки. Стены комнаты для звукоизоляции были обиты ковролином. И звукоизоляция здесь была прекрасной. Тишина стояла невообразимая.

Я закричала.

Ко мне присоединился Аполлон.

– Помогите! Эй, мы здесь! – Но мы понимали, что все наши вопли бесполезны, и спустя минуту бросили это занятие. Макс не идиот. Если бы у нас был хоть один шанс быть услышанными, он бы убил нас.

Но, кстати говоря, почему он этого не сделал?

Аполлон переместился в угол комнаты и попытался отодрать ковровое покрытие. Я вернулась к Джо и погладила ее по волосам, в ответ она вздохнула и слегка повернула голову. Я разволновалась. И тут заметила нечто рядом с ее шеей, почти скрытое волосами. Шприц.

– Посмотри, Аполлон! – Я показала ему на шприц.

– Наркотики? Передозировка?

– Нет. Она боится игл. Укол сделал кто-то другой. – Я посмотрела вокруг, желая выяснить, нет ли в комнате следов борьбы, и увидела бутылку с какой-то жидкостью и мокрые пятна на полу, но крови нигде не было. Корзина для мусора была перевернута и пуста. Аполлон поднял что-то с пола. Это оказался стеклянный пузырек.

– «Сульфат морфия, – прочитал он надпись на этикетке. – Для Зетракиса».

– Здесь есть еще один. Рядом со ступеньками. – Мы поискали и нашли еще шесть таких пузырьков. – Похоже, Макс накачал Джо лекарством Дэвида.

– Это хорошо, – сказал Аполлон. – Наверное, он думал, что если она будет в сознании, то найдет способ выбраться отсюда. А это значит, такой способ есть.

– А может, он хотел убить ее. Ведь доза была лошадиная.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Глаза у Аполлона были карие и словно бархатные. Кожа оливковая, черты лица тонкие. Белки глаз чистые, лицо ясное, волосы коротко подстрижены, но все равно вьются и влажны от пота. Он, возможно, последний в моей жизни человек, с которым я разговариваю. А я – последний человек в его жизни.