Клинок мертвеца - Люк Скалл

– Пора отправляться, – сказал он. – Хотел бы я помочь тебе сесть в лодку, но боюсь, это было бы неразумно. Тебе придется самой.

Опустив руку в мантию, он извлек спрятанную в ней палочку. Закрыл глаза, мысленно подготовился. Откачивать магию было небезопасно: если чародей попытается извлечь слишком много и слишком быстро, процесс мог ему повредить – физически и ментально. Эремул очистил разум, отстранился от своего горя и стал мысленно нащупывать в палочке магию, которая понадобится ему для завершения заклинания.

– Я не могу ехать, – неожиданно заявила Моника.

Глаза Эремула открылись.

– Ведь ты этого хотела, – сказал он, хотя и возликовал отчасти.

«Она слишком сильно любит меня, чтобы уехать».

Полумаг понял, что проявляет эгоизм. Ему нужно было отправить ее из города. Для ее же блага.

– Ты должна ехать, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал твердо.

– Это против моих инструкций.

После минутного смятения слова Моники накрыли Эремула, как горящие камни из катапульт – здание Уорренс во время осады Сонливии, погасив в нем внутренний свет так же безоговорочно, как пылавшие валуны перебили сирот.

– Что ты сказала? – проскрежетал он. – Что ты, на хрен, сказала?

– Это против моих инструкций, – повторила Моника.

Ее акцент не изменился, но теперь голос был таким же мертвым, таким же безжизненным, как у служительниц Белой Госпожи. Она почти оцепенела, ее рот открылся, невидящий взгляд рассредоточился. Эремул уставился на плечо Моники, которое обнажилось в результате их стычки с шайкой.

Татуировка.

Подкатившись на кресле поближе, он дрожащей рукой притянул Монику к себе, отказываясь верить глазам.

Это была надпись на языке Исчезнувших, та, что он видел по всему городу на телах служивших Древним в качестве беспрекословно подчинявшихся рабов.

Моника, женщина, которую он любил больше жизни, оказалась невольницей.

В порыве внезапной ярости Эремул грубо повернул ее руку, не обратив внимания на то, что она охнула от боли. Приложив палец к тату, он направил на нее магию. Тату стала корчиться, словно паук, поселившийся в ее плоти. Но там жил не паук, а контролировавший разум паразит, который навязывал ей мысли и поступки. Контролировавший разум паразит, который делал ее кем-то другим – рабой, невольницей.

«Иллюзией».

Крошечная механическая конструкция выскочила из плеча Моники, упала на деревянный настил, быстро переместилась к его краю и, свалившись в воду гавани, бесследно утонула.

Женщина, которая была Моникой, уставилась на Эремула, не узнавая его.

– Где я? – произнесла она. – Кто ты?

– Ты ничего не помнишь? – спросил Эремул.

Он знал, каким будет ответ. Знал, но нуждался в том, чтобы услышать его от нее.

– Я помню…. как кто-то нашептывал мне, чтобы я наблюдала за тобой. Сообщала о тебе. Любила тебя.

Ее взгляд опустился по телу Полу мага, и глаза округлились, когда она увидела, что у него нет ног. Еще один, последний удар ножом в его сердце.

– Как я могла любить тебя? – спросила она с недоверием.

Эремул повернулся к незнакомке спиной.

Он вернулся к Прибежищу словно в тумане, не помня, как туда добрался. Не помня и не придавая этому никакого значения. Полумаг застыл на месте, когда увидел языки пламени, объявшего дверной проход складского помещения, которое он делил с Мардом и Рикером.

Дверь была сорвана с петель и разломана на куски. Внутри все застилал дым. Снаружи собралась небольшая толпа, несколько человек пытались погасить бушевавший огонь, заливая его ведрами дождевой воды.

– Двое мертвы. – Голос, донесшийся изнутри, зашелся кашлем.

Дородный тип, возможно – кузнец, вытащил почерневший труп. Уставившись на изуродованное огнем тело, Эремул узнал Марда. Мужчина вернулся внутрь и вытащил другое тело. Рикер все еще сжимал мертвой рукой остатки разбитой бутылки.

– Я видела тех, кто за этим стоит! – крикнула женщина. – Тут рыскала какая-то шайка в поисках Полумага. Сказали, хотят сделать с ним то, что он помог сделать с их семьями. Виноват он, предатель, который облизывает Исчезнувших.

– Вот он! – крикнул кто-то.

Сквозь внезапно хлынувшие слезы Эремул увидел, как чей-то палец указывает прямо на него. Он и рта не раскрыл, чтобы заявить о своей невиновности. Не пытался удрать. Даже не подумал вызвать магию, чтобы защититься. Вместо этого оцепенело наблюдал, как толпа доходит до неистовства.

– Предатель! Ублюдок!

– Своих продал! Мы все умрем из-за тебя!

– Чудовище! – завопил кто-то еще.

Первый камень отскочил от его лба, и он замигал, когда по щекам побежала кровь, смешиваясь со слезами. Деревяшка от разломанной двери ударила его в грудь. Больно было не от палки, а от гвоздя, который торчал из нее.

Кто-то схватил его за шею сзади, и Эремул опрокинулся на землю, больно стукнувшись затылком, кресло повалилось рядом.

Ему в грудь въехал сапог, и у него перехватило дыхание. Ребра пронзила боль. Другой сапог ударил в лицо, и рисунок подошвы словно выжгло на коже.

Эремул смотрел снизу вверх на нависшие над ним лица, полные ненависти. Сжатые кулаки, ноги в сапогах и теплые плевки сыпались со всех сторон, сотрясая его тело.

«Я не чудовище». Эта мысль, казалось, повторялась снова и снова, а его голова снова и снова ударялась о землю. Он пытался понять, почему остается в сознании, почему ощущает каждый нюанс боли, которая обрушивалась со всех сторон.

Мгновением позже все мысли исчезли.

Саша утерла пот со лба и бросила взгляд на гору впереди. На подступах к хребту Дьявола путь уже был довольно трудным: они непрестанно карабкались вверх по зазубренным голым скалам, среди которых скрывались глубокие расщелины и головокружительные обрывы, но последние несколько часов подъем стал еще более резким. Она то и дело подтягивалась вверх по изломанным каменным выступам и исцарапала руки в кровь. Их отряд продвигался вперед удручающе медленно, особенно сложно приходилось чародейке Ране и Бродару Кейну. Старый воин выглядел неважно, он с трудом дышал и морщился от боли, когда думал, что на него никто не смотрит.

Коул шел за Сашей, самым последним. Вид у него был несчастный. Ее друг двигался, понурив голову, не желая встречаться с ней взглядом. То, что девушка увидела в пещере, потрясло ее до глубины души. Коул превратился в существо из мрака и тени, живое воплощение божественной сущности, которую он, как видно, нес в себе.

Саша хотела повернуться к Коулу, чтобы поговорить открыто и честно о том, что с ним произошло, но он, похоже, не был расположен к общению. Джерек сломал Даварусу нос, и все его лицо покрывала запекшаяся кровь.