Последняя королева - К. У. Гортнер

– Я сказала – помогите! – рявкнула я. – Слышите? Сейчас же!

Стражники бросились к рычагам. Гроб накренился и упал на землю, мою юбку обрызгало грязью. Я в страхе смотрела на него, отчасти ожидая, что крышка сейчас поднимется и оттуда со злобной ухмылкой вылезет труп.

«Моя инфанта…» – услышала я еле различимый шепот.

– Открывайте, – дрожащим голосом велела я.

Стражники отошли назад. Лопес с пажами приблизились к гробу и подняли тяжелую крышку. Но тут же выронили и попятились, кашляя и зажимая рот руками.

Несколько мгновений я не двигалась с места, глядя на засыпанные известью погребальные покровы. Он не поднялся, не обратил ко мне взгляд мертвенно-голубых глаз, не открыл рот, дабы обвинить меня, что я похоронила его заживо.

Я шагнула вперед. Он лежал на темном атласе, завернутый в саван с головы до ног. Даже скрещенные на груди руки закрывала покрытая коркой ткань. Пока я пыталась найти хоть какое-то подтверждение, что передо мной именно Филипп, в ноздри мне ударила удушливая вонь, и я закашлялась, чувствуя, как ветер срывает с моей головы чепец. Какие бы снадобья ни применяли бальзамировщики, они не сумели справиться со своей задачей.

Он разлагался прямо у меня на глазах.

– Покровы на лице, – прошептала я. – Снимите их.

Все в ужасе уставились на меня. Я посмотрела на Лопеса, но тот отступил на шаг назад. Пройдя мимо меня, Сорайя склонилась над телом и начала разматывать покровы.

Секунды тянулись подобно годам. У меня перехватило дыхание. Появилось ухо, за ним нос, часть застывшего в жуткой гримасе почерневшего рта. Я подняла руку.

– Нет… не надо больше, – прошептала я, и Сорайя отошла от гроба.

Это был Филипп – или то, что от него осталось. Хирурги, извлекавшие мозг и сердце, полностью его изуродовали. Глаза ввалились, зубы отсутствовали. От мужской красоты, которой я когда-то так восхищалась, оставался лишь нос, все так же выделявшийся на высохшем, словно у старика, лице. Он выглядел так, будто умер тысячу лет назад.

Бояться было нечего. И ненавидеть тоже.

Весь мой гнев тут же улетучился.

– Закройте.

Я вернулась к своей лошади. Донья Хосефа не сводила с меня взгляда, держа на руках мою девочку. Беатрис стояла в стороне, прижав шаль к грязному лицу.

– Нужно ехать дальше.

* * *

Три дня спустя на пустой дороге посреди бесплодной равнины, тянувшейся вокруг, словно окрашенный охрой и углем холст, я увидела всадника, который скакал нам навстречу на взмыленном черном жеребце.

Это был адмирал.

– Отец здесь?

Я недоверчиво смотрела на адмирала, не притрагиваясь к письму на коленях.

Адмирал кивнул. Вид у него был подавленный. Он сопровождал меня до Хорнильоса, еще одного городка, где мы заняли дом. Несмотря на радость встречи, я понимала, что он крайне устал, и наверняка уговорила бы его идти спать, не будь столь важны привезенные им новости.

– Мы высадились месяц назад в Валенсии. Я приехал сразу же, как только смог, чтобы обо всем рассказать вашему высочеству, но вы покинули Бургос. Пришлось скакать туда-сюда, пока я вас не нашел.

Я кивнула, чувствуя каменную тяжесть письма. Мне не хватало сил, чтобы поднять руку и сломать печать – у меня словно онемели пальцы.

Взгляд адмирала упал на гроб, покрытый грязным порванным флагом: тот высился рядом на полу, будто еще один стол. Видя, как он хмурит лоб, я представила, что он мог бы подумать, узнав про ту дикую сцену в окрестностях Торквемады, когда я полностью потеряла голову и даже ударила Беатрис, лишь бы добраться до тела мужа. Адмирал был в Бургосе, и ему наверняка сообщили о моем решении перевезти тело Филиппа в Толедо. Каких еще жутких вещей могли ему наговорить?

– Я воспользовалась его телом, – спокойно сказала я. – Оно послужит мне щитом. Надеюсь, никто меня не тронет, если я повезу его останки в Толедо.

Еще не успев договорить, я поняла, как странно звучат мои слова и сколь сумасбродными они могут показаться гранду, который не мог даже представить, что такое страх за свою жизнь, муки деторождения, уязвимое положение вдовы. Как он мог понять? Как вообще хоть кто-то мог это понять?

Глаза мои наполнились слезами, и я наклонила голову. Да поможет мне Бог – я не стану рыдать перед этим гордым мужчиной, который проделал путь до самой Италии, чтобы привезти ко мне отца.

Несколько мгновений адмирал продолжал смотреть на меня, а потом поступил так, как вряд ли хоть раз поступал за все годы служения королевству, – наклонился и обнял меня. Я растаяла, прижавшись к нему всем телом и чувствуя, как его рука ласкает мои волосы.

– Ваше высочество, – тихо проговорил он, – вам больше нечего бояться. Его величество вас защитит. Вам и так слишком многое пришлось пережить. Доверьтесь его величеству.

– Не знаю, смогу ли я хоть кому-то еще доверять, – прошептала я, прислушиваясь к биению его сердца под жестким черным камзолом.

Вместо ответа он поднял соскользнувшее с моих колен письмо и вложил мне в руку:

– Прочтите, ваше высочество, и вы поймете: его величество полон решимости обеспечить вам то положение, которого вы заслуживаете. Он никогда не покинул бы Испанию, если бы знал, что замышляет ваш муж.

Помедлив, я сломала печать и развернула пергамент.

Madrecita,

я узнал от адмирала обо всем случившемся с тобой, и твои страдания причинили мне немалое горе. Мне следовало приехать раньше, чтобы тебе помочь, но, как ты знаешь, мне пришлось покинуть Кастилию, поскольку под угрозой оказалось мое королевство и сама жизнь. Посылаю тебе это письмо с преданным мне сеньором адмиралом и прошу тебя не приезжать в Валенсию, ибо завтра я намерен ее покинуть. Предлагаю встретиться в Тортолесе, где, как меня заверяют, нет чумы. Пока же, дочь моя, молюсь о твоем добром здравии и верю в скорое и радостное свидание.

29 августа 1507 года,

я, Фернандо Арагонский

Я подняла взгляд на адмирала, ощутив столь хрупкую радость, что даже сама боялась себе в том признаться.

– Он хочет, чтобы мы встретились в Тортолесе.

Адмирал улыбнулся:

– И каков же ваш ответ, ваше высочество?

– Да! Мой ответ – да! – Я обхватила его за шею. – Я встречусь с отцом, и мы вместе заявим права на мой трон!

* * *

Я выехала из Хорнильоса следующим вечером, послав адмирала вперед в Тортолес, чтобы он нашел мне самое лучшее жилище. К моему приезду мне предоставили двухэтажный дом на окраине.

Мы с Беатрис, Сорайей и доньей Хосефой взялись за дело: открывали сундуки с посудой и бельем, проветривали вышитые фламандские подушки и шерстяные гобелены. Разбросав по полу тростник с лавандой и тимьяном, сели чинить мои платья. Я решила надеть на встречу с отцом расшитый ониксом черный атлас, но велела Сорайе приготовить рукава с буфами вместо складчатых, из красного дамаста. К тому же мой чепец нуждался в новой вуали с украшением из жемчуга. Отец всегда любил, когда я красиво одевалась.