Плоды свободы - Яна Горшкова

Джону наставница учила палкой по заднице, а ее сводные сестры еще и по рукам и губам получали. Да, больно и обидно, но иначе настоящими Янамари не станешь никогда, как любил приговаривать лорд Тунор, когда барышни жаловались на суровость науки. И ставил в пример упертую, как целое ослиное стадо, злюку-Джойану. Должно быть, специально так делал, чтобы не заносилась и таки получила свои тумаки, пусть не от учителя, так от сестричек. В итоге шуриа стала не только настоящей, но и единственной Янамари, а значит – самой упрямой, настырной и непреклонной женщиной среди живущих на берегах Намы.

Тяжело жить сразу в двух мирах. К тому же неудобно ужасно. Прямо, как на двух стульях сидеть. Но разве спрашивал кто-нибудь у Джоны, хочется ли ей такого поистине эпического размаха событий? Вот и спала она наяву, не в силах различить, где кончаются фантазии и начинаются сны, большей частью страшные, наполненные кошмарами. Джезим страдал, словно тяжело больной человек, изнуренный множеством хворей, а вместе с ним мучилась Джойана. Была она беспомощна, как эта измученная земля, была безъязыка, грязна и заброшена. Бродячая собака, и та знает больше заботы, чем земля предков, прозванная когда-то Землею Радости. И то не дождевые тучи провисли черными полотнищами над Янамари, то сам Предвечный навалился всей тушей. Великие Духи слабели под этим тяжким бременем, задыхались и чахли. А с севера, из-за ледяных бушующих древней яростью морей, тянулись к Джезиму жадные руки мертвецов. Теперь-то шурианка знала, кто такие эти злые ветхие дети из снов. Призрачные тропы мира духов уводили Джону далеко-далеко, и только неслыханная гордыня всех Янамари не дала духу графини нырнуть в темную выдриную нору и там уснуть навеки. И если бы не Джэйффово шаманство, то Джойана стала бы одним из берегов Намы еще до того, как они доплыли в Дэйнл.

Чтобы удержать в себе Шиларджи и не истаять от страха, точно комочек снега в руке богини, маленькая шуриа старалась изо всех силенок. Шипела себе под нос, надувала щечки, упорно расправляла мокрые перышки на старомодной шляпе и спину держала ровнехонько.

А еще кушала Джона лишь со столовыми приборами и салфеткой. И пусть из приборов имелись только деревянная ложка и перочинный нож, а салфеткой было впору сапоги натирать. Пусть! Но только люди едят по правилам, только люди заботятся о сохранности своей одежды, и только люди говорят друг другу «Милости прошу» и «Премного благодарна». Она, Джойана Ияри, не просто живой сосуд для богини, она – последняя из рода безумного Эйккена Янэмарэйна, аристократка, придворная дама, княгиня Шанты и Священная Невеста!

Когда бой окончился, и можно стало подняться на верхнюю палубу, первое, что сделала шуриа – прошептала в редкие прорехи облаков:

– Я – самая удачливая женщина Синтафа. Слышите меня? Мои мужчины – самые могущественные подлунные владыки, у моих детей блестящее будущее. У меня самые роскошные украшения и самая тонкая талия, самая красивая грудь…

Хвалебная песнь Джойаны самой себе длилась до тех пор, пока язык во рту ворочался. Тяжка длань Шиларджи, ох и тяжка. Не напомнишь себе, кто ты такая, мигом превратишься в еще одного червя, безропотно роющего ходы в черноземе. А змеи – вовсе не черви!

– Прибываем в Дэйнл, вашество, – объявил Джэйфф, изображая шутовской поклон.

Столица мятежной провинции издали походила на мокрую шкуру собаки, вбежавшей с морозца и улегшейся греться возле камина. Над мокрой, взъерошенной множеством труб «шкурой» Дэйнла поднимался пар.

Там Джона рассчитывала встретиться с Рамманом, и если понадобится, то вступиться за первенца перед Аластаром Эском. Тот не посмеет идти против самой Лаунэйд, он не обидит сына. Шуриа так рвалась на берег, что Джэйффу пришлось ловить ее за юбку.

– Погоди! Куда бежишь? Стой, а то за борт свалишься! Да потерпи чуток, я тебе щечки ототру.

Элир щедро поплевал на носовой платок и стал размазывать грязь по Джониной физиономии. Она даже не сопротивлялась.

Тем временем Грэйн пришвартовала «Скорый».

– Чтобы, значится, не стыдно было дэйнлцам показаться на глаза. Сейчас вот шляпку натянем пониже, юбчонку почистим, ботики помоем, – бормотал шурианский стрелок, доводя облик соратницы до совершенства. – Во-о-от! Теперь ты снова красавица и настоящая принцесса.

И надо полагать, в искусстве украшения женщин Джэйфф превзошел всех. Настолько, что мятежные янамарцы прямо поголовно дар речи потеряли. Встретившая незваных гостей делегация безмолвствовала с четверть часа, наверное. Бдительные охранники даже ружья опустили. И без всяких возражений комитетчики отвели всех троих – Джону, Грэйн и Джэйффа – прямиком к княгиням, оставленным, как говорится, на хозяйстве, пока Вилдайр, Аластар, Идгард и Рамман в Янамари-Тай военный совет держали.

– Джо…йн?! Ох! Пламя Локки! – потрясенно ахнула Вигдэйн, всплеснув руками.

Подпираемое с двух сторон бравой капитаншей и бывшим рилиндаром, перед княгинями стояло живое огородное пугало: на костлявое тельце кто-то сослепу натянул задом наперед провонявшую тухлой рыбой одежду, из слипшихся на макушке волос торчали какие-то ободранные перья.

– А вот и я, – хрипло пискнула Священная Невеста.

Мэрсейл беззвучно ругнулась: «Очковая ты змея», имея в виду белые круги вокруг глазниц на фоне черного от сажи лица Джоны.

Так вот ты какой, Волк Архипелага! Вальяжный, сильный, плечистый… Ох, почти что урчащий от удовольствия. И уселся поближе к камину, вытянулся в кресле, точно огромный сторожевой пес. Красивый хищный зверь: позумент на мундире золотой, галстук шелковый, сапоги блестят. Какой же ты великолепный экземпляр, «дядюшка Вилдайр»!

Сина, до этого вечера ни разу не встречавшаяся с ролфийским князем, была сражена им практически наповал. И как ни пыталась ученая диллайн, как ни силилась логично объяснить, отчего это при виде Вилдайровых кос ее бросает то в жар, то в холод, потеют ладони и часто-часто бьется сердце, все без толку.

А повелитель Ролэнси, будто и не замечая девичьего замешательства, знай грел ладони о серебряные бока старинного чеканного кубка с горячим вином да картины на стенах разглядывал.

– Знакомое лицо! – прищурившись, он всмотрелся в один из портретов, а потом сам себе кивнул: – Оддин Алэйа, если не ошибаюсь, адмирал и граф. Помню-помню, встречались! Однажды он меня разбил, – доверительно понизив голос, сообщил ролфи княжне и уточнил: – Почти.

Подмигивать и без того смущенной девице Вилдайр не стал, вместо того перемигнувшись с покойным графом Оддином и отсалютовав старому противнику его же фамильным кубком: – Хороший человек и воин хороший.

И полукровка, как и большинство синтафской аристократии, плод вынужденных союзов побежденных-ролфи с победителями-диллайн. Что ж, теперь ему тоже светит Алая Луна. Всем светит, и новому народу, и старым, и Эсковой дочери тоже. Уж не отсвет ли маленькой шалуньи-Фрэйны лег румянцем на скулы диллайнской княжны?

Заранее представленные друг другу, они дожидались в роскошной столовой Янамари-Тай остальных переговорщиков. Оказалось, что быть наедине с Вилдайром Эмрисом – тяжелое испытание для девушки, тем более одетой столь легкомысленно. Открытые плечи полыхали огнем похлеще камина, когда их находил взгляд ролфи. И чтобы скрыть дрожь губ и смущение, Сина подошла прямо к портрету.