Адольф Гитлер и его русские друзья - Леонид Михайлович Млечин

экономическими интересами, с единым прошлым и едиными целями. Таким образом, «национализм — это не только национальная гордость, а исполнение человеческих желаний правительством».

Молодая эмиграция отвергала любые формы федерализма и право наций на отделение от России. Не нравилось и существование различных политических партий, представительная демократия. НТС, отвергнув коммунизм и буржуазную демократию, приступил к поискам третьего пути. Третий путь привел к национальному социализму.

Историк Роберт Джонсон в книге «Новая Мекка, Новый Вавилон. Париж и русская эмиграция. 1920–1945» писал:

«Движение солидаристов основал в Белграде в начале тридцатых годов атлетически сложенный казачий офицер из армии Врангеля Байдалаков.

Он с энтузиазмом реагировал на приход к власти в Германии нацистов. Его не беспокоили антиславянские устремления Гитлера, и он разделял антисемитизм нацистов. Солидаристы приняли решение в случае войны нанести удар по Советскому Союзу изнутри… Очевидное восхищение Адольфом Гитлером свидетельствовало о профашистской ориентации солидаристов».

«Фашистская природа предвоенного солидаризма ни у кого в эмиграции не вызывала сомнения», — считал историк младшего поколения эмиграции Владимир Варшавский («Незамеченное поколение»).

Положительные черты в фашизме обнаруживали различные радикальные эмигрантские группы («Наш идеал — фашистская монархия», — говорил бывший генерал белой армии Андрей Туркул), в том числе вполне умеренные руководители Российского общевоинского союза (РОВС), организации, объединявшей военнослужащих белой армии.

«Мы, чины РОВСа, являемся как бы естественными, идейными фашистами. Ознакомление с теорией и практикой фашизма для нас обязательно», — говорилось в приказе, подписанном председателем РОВС генералом Евгением Карловичем Миллером 2 января 1937 года.

Но фашистами объявляли себя отнюдь не все эмигранты. И не все были готовы объединиться с Гитлером.

«То, что Германия благодаря Гитлеру и его хирургии, — писал в 1934 году Петр Струве, — избавилась от коммунизма как открытой коммунистической силы, было, конечно, огромным успехом. В Германии вместо отравленного ядами социальной ненависти воздуха классовой борьбы воцарился, казалось, некий здоровый, единящий и крепящий, национальный дух».

Но Струве возмутился травлей евреев в нацистской Германии и нападками на церковь.

В декабре 1938 года бывший главнокомандующий белой армией Антон Иванович Деникин, который нашел приют во Франции, выступил с докладом «Мировые события и русский вопрос». Он считал, что долг эмиграции — помимо ведения борьбы с большевизмом — «защищать интересы России».

— Мне хотелось бы сказать, — говорил генерал Деникин, — не продавшимся, с ними говорить не о чем, — а тем, которые в добросовестном заблуждении собираются в поход на Украину вместе с Гитлером: если Гитлер решил идти, то он, вероятно, обойдется и без вашей помощи.

Зачем же давать моральное прикрытие предприятию, если, по вашему мнению, не захватному, то, во всяком случае, чрезвычайно подозрительному? В сделках с совестью в таких вопросах двигателями служат большей частью властолюбие и корыстолюбие, иногда, впрочем, отчаяние.

При этом для оправдания своей противонациональ-ной работы и связей чаще всего выдвигается объяснение: это только для раскачки, а потом можно будет повернуть штыки… Простите меня, но это уж слишком наивно. Наивно, войдя в деловые отношения с партнером, предупреждать, что вы его обманете, и наивно рассчитывать на его безусловное доверие.

Не повернете вы ваших штыков, ибо, использовав вас в качестве агитаторов, переводчиков, тюремщиков, быть может, даже в качестве боевой силы — заключенной в клещи своих пулеметов, — этот партнер в свое время обезвредит вас, обезоружит, если не сгноит в концентрационных лагерях. И прольете вы не «чекистскую», а просто русскую кровь — напрасно, не для освобождения России, а для вящего ее закабаления…

С удивительной точностью меньше чем за год до начала Второй мировой войны генерал Деникин предвидел, к чему приведет русских людей сотрудничество с Гитлером.

Сам Антон Иванович наотрез отказался иметь дело с немцами, оккупировавшими Францию. Немцы, понимая его политический авторитет среди эмиграции и рассчитывая использовать генерала после нападения на Россию, предложили Деникину перебраться в Германию, обещали ему приличные условия. Он ответил «нет», хотя Деникины жили очень скудно, а лет ему было много и заработать с каждым годом становилось все труднее.

Во время оккупации Деникин вместе с женой переводили на русский язык и тайно распространяли среди эмигрантов высказывания немецких вождей о России и русском народе, чтобы все понимали, с кем имеют дело. Деникиных возмущало и отношение немцев к евреям.

Антон Иванович Деникин был счастлив победой Красной армии над немецкой, гордился тем, как храбро русский солдат дрался с немцем, но это нисколько не изменило его отношения к советской власти.

Убийство президента Франции

6 мая 1932 года в Париже президент Франции Поль Думер приехал в особняк Ротшильда, чтобы участвовать в благотворительной продаже книг писателей, участников Первой мировой войны.

К президенту прорвался человек высокого роста в теплом пальто и выхватил пистолет. Он всадил пять пуль в президента прежде, чем полицейские его разоружили.

Пули попали президенту в голову, шестидесятисемилетний Поль Думер был смертельно ранен. Он умер 8 мая, не понимая, за что его убили. Президентом он стал всего год назад. Четверо его сыновей погибли на фронте в Первую мировую.

Убийцей оказался Павел Горгулов, казак станицы Лабинской на Кубани. Он называл себя главой русской национал-фашистской партии зеленых. Он хотел устроить новую мировую войну, которая поможет свергнуть большевиков. Горгулов был антисемитом, считал, что Франция, как и Англия, является оружием в руках жидомасонов и представляет опасность для Европы. Поэтому французского президента надо убить.

Эмигрант Лев Любимов так описывал убийцу президента:

«Изуродованное русское лицо, русский выговор. А в глазах, едва видных из-под кровоточащих отеков, — мелькающая быстрыми вспышками глупая, безумная, жуткая гордость. Выше ростом державших его полицейских, он стоял передо мной, словно какое-то чудовище, грозно и неумолимо наседающее на всех нас, слушающих его в оцепенении».

В 1921 году Павел Горгулов оказался в Чехии. Первый президент страны Томаш Масарик был русофилом, он приютил многих эмигрантов, дал им возможность получить образование. Горгулов поступил в Русский институт, получил диплом гинеколога. За подпольные аборты лишился права заниматься медицинской практикой.

В эмиграции он несколько раз женился. В последний раз на швейцарке, которая истратила все свои деньги на издание его книг — он сочинял романы и поэмы под псевдонимом Павел Бред. Многие просто сочли его сумасшедшим.

25 июня 1932 года начался суд.

«Преступление было совершено исступленным, отчаявшимся эмигрантом, находившимся на грани безумия, — рассказывал писатель Илья Эренбург, присутствовавший на процессе в качестве корреспондента «Известий». — Три дня я глядел на Горгулова, слушал его страстные и нелепые выкрики. Передо мною был человек, которого мог бы выдумать в часы бессонницы Достоевский.

Горгулов был высокого роста, крепок; когда он выкрикивал путаные, сбивчивые проклятия на малопонятном