Лесной бродяга - Габриэль Ферри

Приблизившись наконец к Туманным горам после бешеной скачки, Кучильо принужден был остановиться.

Он прекрасно помнил местность, но волнение его было столь сильно, что он плохо различал окружающие предметы; сердце его учащенно билось и кровь стучала в висках. Ему необходимо было отдохнуть, прийти в себя и хотя бы немного сориентироваться.

Заря едва занималась. Обильные испарения озера заволакивали не только долину, но и утес с могилой вождя. Отдаленный рокот водопада помог Кучильо выбрать правильное направление. Неподалеку от подножия утеса он спешился и присел на камень. Мало-помалу к нему возвратились спокойствие и уверенность. Он перестал терзать себя воспоминаниями о содеянном тут неподалеку преступлении, которое теперь представлялось ему столь же обыденным, как те, что он совершил и до него, и после него. Воспоминания о них не слишком часто отягощали его совесть, вернее, то, что от нее сохранилось.

Светлеющий восток напомнил авантюристу, что время приступать к делу. Верный своей лукавой натуре, Кучильо повел коня налево вдоль зарослей. За выступом скальной гряды находилась известная ему скрытая растительностью лощина. В ней он укрыл своего скакуна от случайных взоров, привязав его к кусту. Хотя он был вполне уверен, что в лагере его исчезновение приписали гибели от рук апачей, и погони он не опасался, тем не менее привычка к осторожности подсказывала ему, что следовало сначала все-таки подняться на пирамиду и осмотреть окрестности.

Кучильо почти миновал полосу зарослей, когда внезапная мысль встревожила его: осталась ли долина в неприкосновенности? Мало ли кто мог за два года обнаружить ее? Искушение оказалось слишком велико, и он свернул в заросли. Одного пристального взгляда хватило, чтобы унять тревогу; россыпь пребывала в неприкосновенности. По-прежнему поблескивали никем не тронутые самородки, и будто зачарованный стоял Кучильо несколько минут, упиваясь зрелищем своих богатств. Он взирал на них с большим вожделением, нежели умирающий от жажды путник взирал бы на зеленеющий среди бескрайнего моря песков спасительный оазис. Потом начал взбираться на утес.

Достигнув вершины, он внимательно огляделся по сторонам, чтобы удостовериться, что он один. Осмотр вполне удовлетворил его, так как и три охотника и дон Эстебан со своими спутниками не достигли еще гор: вынужденные поминутно останавливаться, чтобы не сбиться с пути, они подвигались вперед очень медленно и были пока скрыты от глаз Кучильо цепью холмов. Удовлетворенный, Кучильо машинально устремил взоры на водопад. Масса воды, низвергавшаяся в нескольких футах от площадки, образуя нечто вроде серебряного моста над ней, временами разделялась в своем падении на две струи. В эти мгновения среди облаков тонкой водяной пыли на скале при свете солнечных лучей сверкал громадный золотой самородок, очищенный водой от всяких примесей почвы. Величиной своей он превосходил плод кокосовой пальмы.

Подвергаясь постоянному влиянию вод, омывавших его со всех сторон, самородок сверкал во всем своем ослепительном блеске, готовый каждую минуту сорваться в пропасть, которая навеки поглотили бы свою истинно королевскую добычу.

При виде самородка, который, казалось, можно было без труда достать руками, безумная радость охватила Кучильо. Склонившись над пропастью, с сверкающими алчностью глазами и протянутыми вперед руками, Кучильо забыл все на свете и чуть не сорвался со скалы; из груди его вырвался в ту минуту сдавленный вопль, который достиг ушей канадца и его спутников.

Но через несколько мгновений он едва подавил второй крик, крик бешенства: Кучильо заметил внизу человеческое существо, того самого человека, которому известна была тайна его жизни; человек этот равнодушно попирал ногами девственные сокровища, рассыпанные перед ним, сокровища, которые Кучильо считал уже своей неотъемлемой собственностью.

Красный Карабин и Фабиан, скрытые в глубине долины, были еще невидимы для бандита. Кучильо вообразил, что бывший микелет один, и выстрелил в него, почти не прицеливаясь. Благодаря этому обстоятельству, Хосе избег пули, которая просвистела у него над самым ухом.

Трудно себе представить досаду бандита, когда он увидел еще двух людей, присоединившихся к испанцу, и в первом из них, благодаря его высокому росту, тотчас узнал охотника, поразившего всех своим искусством и отвагой при охоте на ягуаров близ Позо; вторым был Фабиан — объект неудовлетворенной злобы бандита, дважды ускользнувший из его рук.

Смертельный холод объял на мгновение Кучильо; он зашатался, пораженный такой неожиданностью: ему снова приходилось бежать из Вальдорадо, будто его преследовал и изгонял оттуда какой-то злой рок.

К счастью для бандита, густой туман, поднявшийся снизу и одевший вершину утеса, скрывал его от глаз охотников, которые продолжали приближаться к нему.

В ту минуту, когда трое друзей взобрались на вершину утеса, Кучильо удалось спуститься незамеченным с его противоположного склона, но тут его поджидала новая неожиданность: вынырнув из тумана, он заметил подъезжающих дона Эстебана и его спутников. Ужас овладел бандитом при этом открытии, но алчность помешала ему искать спасения в бегстве; как змея, прополз он по утесу и спрятался в водах озера, укрывшись под листвою водяных растений, где и решил ожидать развязки драмы. Кучильо предполагал, что между тремя охотниками и спутниками дона Эстебана произойдет столкновение, которое поможет ему выпутаться из затруднительного положения.

Трепет злобной радости охватил бандита; стоя в воде, он испытывал ощущение хищной птицы, выжидающей исхода сражения, чтобы насладиться его результатами.

На чью бы сторону ни склонился успех боя, Кучильо решил прийти в удобную минуту на помощь победителям и объяснить свое присутствие в этих местах какой-нибудь более или менее правдоподобной выдумкой.

В то время, пока Кучильо успокаивал себя таким образом, Красный Карабин внимательно присматривался к приближающейся кавалькаде.

— Эти всадники — из отряда мексиканцев! — наконец проговорил он.

— Я это предвидел! — воскликнул Хосе. — Скоро сюда заявятся и остальные участники экспедиции, и мы очутимся в засаде, как загнанные дикие лошади!

— Спокойно, — остановил его канадец, — положитесь на меня, друзья; я сумею вывести вас из этого затруднительного положения. Во-первых, всадников всего четверо, и ничто не доказывает, что остальные сопровождают их; во всяком случае, мы занимаем на этом утесе такое выгодное положение, что можем выдержать осаду целого отряда. Кроме того, может статься, эти всадники вовсе не имеют намерения остановиться здесь, во всяком случае, я за ними понаблюдаю!

И Розбуа улегся, положив голову между валявшимися в изобилии камнями, так что перед ним открывалась для наблюдения вся равнина, откуда уже ясно доносился стук лошадиных копыт.

Старый охотник видел, что всадники остановились, совещаясь о чем-то между собой.

— К чему эта остановка, Диас? — с нетерпением говорил дон Эстебан, обращаясь к своему поверенному. — Время не терпит; мы и так слишком много потеряли его!