Гарри Поттер и Кольцо Согласия - Юнта Вереск

меня». Сириус смеялся над собой, над своей тупостью, над своей доверчивостью… Увидев авроров, он кинулся к ним, но они арестовали его… А потом, ни о чем не спрашивая, без суда и следствия отправили в Азкабан…

В палате стало очень тихо, лишь дом поскрипывал под ударами ветра. Гарри сидел, уставившись в одну точку и не двигался. Казалось, даже не дышал. МакГонагалл долго смотрела на него, потом глубоко вздохнула и сказала:

— Мистер Поттер, вы не забыли, что пришли сдавать экзамен?

Гарри вздрогнул, непонимающе посмотрел на профессора. Затем кивнул — нет, не ей, а каким-то своим мыслям.

— Да. У нас сегодня, похоже, трансфигурация истории…

Глаза МакГонагалл на мгновенье округлились, затем до нее дошел смысл того, что он сказал, и она сдержанно улыбнулась. Гарри поймал ее взгляд и, словно спохватившись, вытащил свою волшебную палочку, огляделся по сторонам и превратил лежащую на противоположной кровати подушку в какое-то сооружение. Приглянувшись, МакГонагалл увидела крепость из песка с многочисленными смотровыми вышками по всему периметру.

— Вы так представляете себе Азкабан?

Гарри не ответил, лишь сжал зубы и еще одним взмахом палочки вернул подушке ее прежний вид.

— Гарри, если тебе тяжело продолжать разговор, скажи…

Но он отрицательно покачал головой, по прежнему не отрывая взгляда от подушки, которая всего секунду назад была мрачной крепостью.

И МакГонагалл продолжила свой рассказ, из которого Гарри, наконец, узнал, как он попал в дом Дурслей…

* * *

За окном уютного домика друзей в Дамфрисе бушевала летняя гроза. Молнии разрывали небо почти без остановки, а гром, казалось, выводит какую-то замысловатую мелодию — насыщенную и угнетающую однообразием как «Болеро» Равеля. В такую погоду сидеть в теплой комнате было настоящим удовольствием. Но тепла не было. Как, впрочем, и теплых вещей — школьники, собиравшиеся на скорую руку и всего на неделю, и представить себе не могли, что летний зной за одну ночь сменится осенней промозглостью.

Шесть закутанных в одеяло фигур скукожились в четырех креслах, расставленных перед камином, в котором потрескивал слабый огонек. Тепла от него не было, ведь это были знаменитые огоньки Гермионы — горящие, освещающие, но не обжигающие. Слабое тепло они все же давали, но для большой гостиной этого было мало. Углем или дровами никому в голову не пришлось запастись. Июль же на дворе!

После того, как Рон (единственный из жильцов домика, у кого после обеда еще был экзамен) вернулся из главного корпуса, Гарри позвал девушек в гостиную, обещая интересную информацию. Он поставил все имевшиеся в комнате кресла полукругом около камина. Хотел подтащить еще и диван, но он был слишком большим. Сам Гарри сел в крайнее кресло спиной к окну, напротив него устроился Невилл. Ходивший за девушками Рон бухнулся в кресло рядом с Невиллом, а Джинни уселась поближе к Гарри. Гермиона разожгла камин, затем сбегала наверх за одеялами и пристроилась вместе с Роном, укутавшись себя и его. Идея понравилась Невиллу и он принес одеяла себе и Гарри. Вошедшая позже всех Луна принесла два одеяла — для себя и Джинни. Гарри надеялся, что Джинни пересядет к нему, но Луна, набросив одеяло на Джинни, уселась рядом с ней.

— Вы знаете, как называется наш дом? — спросил Рон собравшихся, не дав Гарри начать рассказ.

— Этот?

— Ну да! Представляете, здесь все здания имеют свои имена!

— А что, логично… У вас ведь, Нора, у Дамблдора — Юла, — припомнила Гермиона.

— Ничего не логично. Дом Сириуса никак не называется, — возразил Рон.

— А может ты просто не знаешь, — прищурилась Гермиона, пытаясь вспомнить какие-нибудь сведения о доме на Площади Гримо, 12.

— Штаб Ордена Феникса! — подсказал Рон.

— Нет, это не название дома…

— Рон, так как называется этот домик? — Луна вернула всех к первоначальной теме.

— Нет, вы не поверите!

— Рон!

— Ну ладно, ладно! Этот дом называется Трущобой!

— Э-э… А другие как?

— Дин с Симусом и четырьмя равенкловцами живут в Львином Зеве. Им понравилось название, а потом они узнали, что это название цветка! А главное здание, там где экзамены проводят, — это дом Бузины. Но это официально, а между собой студенты зовут его Жвачкой!

— А столовую тогда как называют?

— Приютом, — ответил Рон. — Наверное потому, что там могут найти приют изголодавшиеся студенты…

— Теперь я понимаю, почему нам достался этот дом, — сказала Гермиона, обводя глазами уютную гостиную. — Сюда просто никто не захотел селиться, с таким-то названием…

— А почему так странно? — спросил Невилл, зябко поежившись.

— Не знаю. Наверное потому, что на отшибе, — пожал плечами Рон. — Да и вообще логики никакой. Говорят, так исторически сложилось…

— Да, кстати об истории. Гарри, ты хотел нам что-то рассказать? — вспомнила Гермиона.

Все посмотрели на Гарри, который не принимал участия в обсуждении названий, а о чем-то сосредоточенно думал. Услышав свое имя, он поднял глаза и оглядел на своих развеселившихся друзей.

— Хотел, да. Но это долгая история… И не слишком… радостная.

— Зато по погоде, — буркнул Невилл, подтыкая край одеяла, чтобы по ногам не так дуло.

В памяти Гарри рассказ МакГонагалл перемешивался с другими его воспоминаниями и фактами, о которых он уже знал раньше. Ему хотелось рассказать друзьям обо всем, но было очень сложно решить, с чего лучше начать. К тому же общая веселая атмосфера в комнате мало располагала к историческим экскурсам. Поэтому он решил начать не с главного, о чем так хотелось поделиться с друзьями, а с информации о членах Ордена Феникса, которые подписывали магический документ.

— А что за кара им грозит, она не сказала? — спросил Рон.

— Нет, я спросил, не прыщи ли это, но она сказала, что это нечто более серьезное…

— Ага, хронический насморк, — прогундосил Рон, явно простывший ночью, но упорно отказывающийся обратиться к мадам Помфри за лекарством.

— Не знаю… Но я, в общем, не об этом хотел говорить, это так, информация к размышлению…

Гарри и не думал, что рассказывать всю эту историю будет так сложно. Рон и Гермиона отчасти ее знали, Джинни тоже уже прочитала материалы, которые из старых газет скопировала Гермиона.

Но вот для Луны и Невилла… Неизвестно же, что они знают о своем раннем детстве, о своих семьях… Напоминать, бередить раны было трудно. Еще труднее было предугадать, что они