Зависть: теория социального поведения - Гельмут Шёк
Шрифт:
Интервал:
С точки зрения устранения зависти безразлично, снимает ли человек хороший дом на свободном рынке оттого, что он богаче другого человека, или получает его оттого, что он принадлежит к политически правильной группе. В последнем случае он предстает в более невыгодном свете, потому что бессилие перед лицом политической власти переживается как более унизительное, чем бессилие перед чужими деньгами. В конце концов, можно выиграть в футбольном тотализаторе, но нельзя быстро завоевать благосклонность правящей партии; политические партии часто совсем не заинтересованы в том, чтобы обеспечить всем одинаковое благосостояние. Они не желают ослаблять свою власть, основанную на полномочиях распределять ограниченное количество жилья, должностей и т. п.
В одном американском докладе о проблеме равенства содержалась шуточная рекомендация: чтобы распределение жилья в обществе было совершенно «справедливым», все жильцы дома, несомненно, должны минимум раз в год переселяться: те, кто живет на верхнем этаже – вниз, живущие на втором этаже, – на пятый и т. д., пока через несколько лет каждый из них не прочувствует все достоинства и недостатки здания.
Фальшивое равенство и демонстративное потребление
Согласно Шелеру, зависть приводит к рессентименту, который сильнее всего там, где «связанные с этим ценности или имущество недоступны в силу своей природы и когда они, кроме того, принадлежат к той области, где сравнение между нами и другими возможно»[396].
В 1954 г. на основании изучения тенденций в США к тому же выводу пришел американский историк Дэвид М. Поттер. Он использовал термин «завистливая близость». Ненависть, зависть и рессентимент проявляются в США все сильнее: что парадоксально, прямо пропорционально возможности отдельных классов наблюдать друг друга во время отдыха, например во время занятий спортом и путешествий (у всех есть машины, и почти каждый мог бы иметь моторную лодку), или же прямо пропорционально степени общедоступности, по крайней мере в кредит, бытовой техники, одежды и любых других статусных атрибутов – потому что именно здесь, в контексте демократической и эгалитарной области сравнения, в полной мере ощущаются сохранившиеся в Америке классовые барьеры.
Дело в том, что в Америке сын рабочего может водить такую же машину, носить такую же одежду, приглашать друзей в тот же ресторан и, в отличие от Англии, говорить на том же английском языке, что и сын врача или банкира, но его шансы на то, что банкир или врач согласится выдать за него дочь, крайне малы. А когда внутри области сравнения все является доступным и равным и барьер связан не с профессией, а с цветом кожи человека или со страной происхождения его отцов и дедов, то от этого он не становится менее болезненным[397].
Легитимная и нелегитимная зависть
Из всего того, что говорилось ранее, должно быть ясно, что завистью пронизана вся человеческая жизнь. Почти все те, кто писал о зависти, не только были правы в своих утверждениях, но и осознавали более универсальную истину, чем та, о которой они могли догадываться, находясь на своих конкретных наблюдательных пунктах. Зависть неизбежна, неумолима и непримирима, ее раздражают малейшие различия, она не зависит от степени неравенства, проявляется в наиболее резкой форме в ситуации социальной близости или среди родственников, является движущей силой любой социальной революции, но неспособна сама по себе создать какую-либо связную революционную программу.
Все они – от античности до наших дней – были правы. Есть только одна группа авторов, заслуживающих того, чтобы их репутация была похоронена; более того, их взгляды следует считать эмпирически опровергнутыми: те, кто использовал зависть в качестве элемента своей социальной и экономической философии, и те, кто мечтает переделать социальную жизнь и создать общество, свободное от зависти – лишенное и потребности в зависти, и возможности завидовать[398].
В той степени, в какой быть человеком означает быть завистливым, поскольку без этого атрибута никакая социальная организация была бы невозможна, не может быть общества, чье функционирование зависит от исчезновения зависти. Однако общество, ставящее среднего завистливого человека в позицию цензора или законодателя, неспособно функционировать долго и в любом случае очень расточительно относится к ресурсам. В обществе цивилизующая сила достижений зависит от умения этого общества приручить и канализировать зависть. Этого нельзя добиться, разжигая зависть бессмысленными, правда, политически крайне выгодными (хотя и краткосрочными) примирительными действиями во имя абсолютного равенства, которые совершаются под ошибочным впечатлением того, что они приведут к возникновению свободного от зависти общества чистых сердцем людей.
Сегодня одна из самых тревожных проблем состоит в том, что так много людей либо ленятся отличать легитимную зависть-возмущение (в том смысле, в каком этот термин употребляет Рэга) от обычной, вульгарной зависти, либо притворяются, что неспособны на это. Если учесть то, как правительства и другие органы за последние 20 лет реагировали на агрессивные действия, вызванные завистью, то можно решить, что для того, чтобы оправдать любые поступки и требования, достаточно продемонстрировать рессентимент и зависть. Зависть используется как инструмент легитимации, и от завистливого человека, группы или движения больше не требуется доказательств, что его (их) зависть – это законное возмущение настоящей несправедливостью.
Линия, разделяющая вульгарную зависть и оправданную зависть-негодование, имеющая жизненно важное значение для упорядоченной социальной и государственной жизни, потеряла четкость под воздействием все более страстного эгалитаризма, ошибочного понимания идеи равенства и преувеличения его роли. Кроме того, было потеряно временнóе
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!