Бродяга, Плутовка и Аристократ - Александр Фарсов

детей, отчего те лишаются права на счастья.

— Это так… ты всё правильно говоришь. В таком случае я не понимаю, почему ты отстаиваешь общество, которое дозволяет это.

— Почему ты винишь общество? Ты отрицаешь его, но всё равно поступаешь точно так же. В ЧЁМ ЗДЕСЬ ВИНА ОБЩЕСТВА, ТЫ МЕНЯ СКАЖИ?! — вспылил неожиданно.

— Что значит, я поступаю так же?!

— Ты впутала Лотти, — успокоился он. — Сама сделала то, что сделали Симон и Николай. Засунула маленькую девочку в свою общину, задурила голову идеями, заставила её жить в мире взрослых проблем. Нет… это даже не взрослые проблемы, это твои личные притязания. Так ответь мне, мама, чем ты отличаешься от того же Симона?

Роза замолчала, острые слова Гриши задели её.

«Я-я?.. Почему Гриша так говорит? Я всегда хотела лучшего для моих ребятишек. Закладывала в них лишь самое хорошее и светлое. Как он может сравнивать меня с этим манипулятором?»

— А то, как ты нас растила… ты думала, я не узнаю эту систему воспитания? Точно так же образовательный процесс построен в школе Фауста Гильмеша. Ты взращивала поколение политиков, общественных деятелей, чтобы они сделали то, что не смогла ты. Яркий пример Фарль и я. А Нейт вообще уникальный случай. Даже Лотти способный лидер, поэтому ей всегда удавалось следить за детьми. Это я не говорю про её поразительные навыки в сфере бизнеса. Я верю, что ты любила всех нас. Но твоя любовь приправлена личными мотивами.

— ТЫ НЕ ПРАВ! Я никогда не опустилась бы до того, чтобы использовать детей!

— Признай это, мама. Ты такое же порождение системы, против которой борешься. Уничтожив её, ты ничего не добьёшься. Мир, созданный испорченными взрослыми, не будет счастливым. Поэтому я один, мама. Чтобы самолично изменить всё, не прибегая к помощи безвинных. Прямо, как ты когда-то. Ты была одна против всех, ты была сильной. Сейчас же ты блёклая тень той самой Розалии Бунтующей. Ты пропагандист, который лишь взвалил тяжелую ношу на нас… как и все вы.

— Хватит! Прошу, не говори таких ужасных вещей. Я же тебе, как мать!

— Ты и есть моя мама, — сказал, обняв. — И именно поэтому я прошу тебя отказаться от этой гонки. Доверься мне, и я создам мир, где мы все будем жить счастливо. Не упорствуй, я умоляю, — его руки задрожали. — Одно дело бороться с Фарлем, но совсем другое с тобой. Я не хочу быть твоим врагом. Не заставляй меня идти против семьи… это тяжело.

Она оттолкнула его:

— Да, это, правда, тяжело. Но, как и ты, я не отступлюсь. Коль станем врагами, значит, такова воля Божья. Я шла к этому годами, и не могу так просто уйти с намеченному пути. Теперь это не только моя личная прихоть, это желание многих тысяч! Равность людей — это человеческое право!

— Равность?.. Многих тысяч?.. Ты говоришь о желании группы, которая уверила в идеалы за пределами этого мира. Жизнь здесь и сейчас, и с ней нужно смириться, а не прятать за красивой пеленой. Я знаю, каково учение теистов… сбежать, скрыться в мире грез, делать всё лишь бы потом страдания окупились. Знаешь, что отличает меня и вас? Я борюсь за смирение с реальностью, за принятие жизни настоящей, чтобы люди смогли осознать своё место и идти дальше! Я хочу освободить разум! А вы… вы хотите создать иллюзию свободы, накрепко заперев сознание. Сознание, которое понимает, что никакой свободы нет…

— Ты складно говоришь, Гриша. Но какой ценой ты хочешь достичь этой силы человека. Не все могут жить в мире, что ты вознамерился создать, — она посмотрела на него грустным взглядом. — Цена твоей свободны ничтожна, какой от неё прок, если не можешь реализовать?

— Если разум волен, он способен на всё. Равность — самый страшный обман, который я не могу позволить!

— В таком случае посмотрим за кем истина, Григорий Кол Галланд, — серьёзным тоном ответила она.

Гриша побледнел. Обращение по фамилии не могло не расстроить. Для него оно стало негласным символом отречения от семьи, знаком, что его не признают своим. Роза смотрела на него пронзительно, с неким раздражением, казалось облик сына стал ей неприятен. Он олицетворял собой всё то, против чего она сражается. Он высказал ровно столько, сколько она смогла вытерпеть.

— До встречи на собрании… мама, — робко произнёс он на прощание, надеясь, что сейчас она ответит улыбкой. Но этого не случилось.

Он ушёл, и из угла выскочил Фарль.

— Как понимаю, переубедить его не удалось? — обратился он к Розе.

— Это бесполезно. Он твёрд в своих стремлениях.

— Кого-то мне это напоминает, — проговорил Ной Кэмпл, посмотрев на неё. — Не отрекайся от него, только потому что он нас не поддерживает. Всё-таки он твой сын.

— Боюсь, он уже сын своего отца… Следующий этап не за горами, Фарль. Мы не должны расслабляться. Поедем к папе, обсудим планы на будущее.

***

Спустя несколько часов возле восточной стены собралась группа во главе с Лотти. Сергей вместе с близнецами привезли динамит на погрузочном Атмосе и начали складировать его вдоль стены.

— Аня, что говорят по ту сторону? — командирским голосом спросила Шарлотта.

— Всё чисто. Они готовы начинать.

— Отлично. Вы делаете великое дело, друзья! — обратилась громогласно.

Она возвышалась над остальными, держа в руках детонатор.

— Сегодня мы сделаем первый шаг к искоренению рабовладельческой системы! Общество, построенное на несправедливом отношении к людям, которые родились не в том классе, не должно существовать! Верно?!

— Верно!

— Сколько лет мы все страдали от этих треклятых стен, не дающих нам наблюдать восход солнца, и прямо утверждающих нашу ущербность! С самого детства я смотрела на них и задавалась вопросом, зачем они? И теперь, когда мир дал мне пощёчину, я поняла. Чтобы впредь давать мне пощёчины, избивать, унижать мою душу! Они хотят, чтобы мы знали своё место, чтобы прятались за этими стенами до тех пор, пока вассалы не придут и не заберут дань! И потом снова и снова по кругу. Вы все сталкивались с этим… Скажи же, Андрей? Твоя дочь получила плохой результат теста, из-за чего не смогла найти работу. Эта, как они называют «девиантность», давила на неё, и она покончила с собой, — мужчина заплакал. — Разве результат теста так важен, если есть стремление?! Сергей! — обратилась она. — Твоя мама всю жизнь работала кухаркой у аристократов, но хотела быть художников. Ты рассказывал о ней, как о гении. Но её не принимала ни одна художественная школа, ни одна выставка или галерея! Почему? Потому что выходцы из гетто не способны создавать прекрасное?!