Ковчег царя Айя. Роман-хроника - Валерий Воронин

Наконец составил всю цепочку из последовательных операций и приступил к работе. Вначале Ро-Гас вылепил из глины птицу с распростертыми крыльями. Она оказалась большой – почти локоть в высоту. А вот ее лик… Никак он не получался.

Тогда Ро-Гас попросил Ора привести к нему несколько детей. Тут же по лагерю разнесся слух:

– Веселеил ищет детей! Он будет лепить херувима по подобию наших детей!

На следующий день иудеи привели не менее двадцати ребятишек разного возраста. Ро-Гас выбрал одного – пятилетнего мальчугана с большой головой и выразительными глазами, который, как ему показалось, более других походил на херувима. И вскоре работа была закончена.

Затем Ро-Гас приступил к изготовлению второго херувима. Но здесь лихорадка вновь его подкосила, так что пришлось отлеживаться в палатке более двух суток. Но Ро-Гас и в этот раз переборол болезнь и с удвоенным усердием принялся за изготовление херувимов. Он разрезал ровно пополам затвердевшую форму и освободил от глины ее «рубашку». Теперь ему осталось залить в каждую половинку расплавленное золото, а затем, еще в горячем виде, ловко соединить и крепко-накрепко обвязать веревками на время, пока золото, находящееся внутри, не остынет.

Точно такую же операцию Ро-Гас проделал и со вторым изваянием, так, что в конце концов у него оказалось два золотых херувима, которых осталось закрепить в пазы, специально устроенные на крышке Ковчега Завета.

После херувимов отлить кольцо, которое должно быть установлено между ними, казалось задачей простой. И Ро-Гас, предчувствуя близкое окончание работ, позвал Ифамара.

– Скажи Моисею, чтоб он к концу завтрашнего дня пришел к нам. Я думаю, что к тому времени Ковчег Завета будет готов.

Ифамар и сам видел, что пора звать старца, так что просьбу вождя оросов выполнил с радостью, но когда вернулся, был вынужден Ро-Гаса огорчить.

– Моисей так слаб, что не может к тебе прийти.

– Как так? Кто же будет принимать работу?

Ифамар лишь вздернул плечами. Он сам расстроился донельзя. Что же, придется дожидаться выздоровления старца… Только когда оно наступит?

Ро-Гасу вдруг пришла в голову мысль: «Вот закончу завтра Ковчег, Моисей и поднимется. Как пить дать, поднимется…» И он принялся отливать золотой прут, который собирался затем согнуть в кольцо-венец. В голове пронеслось: «Венец – делу конец». Как складно.

Но уже к вечеру лихорадка вновь свалила ороса с ног, и он был вынужден прекратить все работы. Да что ж такое! Ночью у него был сильный жар, и Ор, навестивший его, не отходил ни на минуту от бредившего Ро-Гаса. А тому виделись яркие вспышки, звезды на темном небе да радуга, заливавшая все пространство от края до края.

Утром пришли иудеи, наслышанные о завершении работы, но, не дождавшись из палатки Ро-Гаса, стали постепенно расходиться. Аголиав сам не решался продолжить отливку прута, так что болезнь Моисея, из-за которой тот не смог навестить Ро-Гаса, оказалась кстати. День пролетел незаметно, а за ним еще один. Лишь наутро третьего дня Ро-Гас, еще более исхудавший и осунувшийся, выполз из своей палатки. Лихорадка еще не полностью отступила, так что любое движение давалось вождю оросов с большим трудом.

И, тем не менее, он решился в таком состоянии заканчивать работу. И вскоре прут нужной длины был отлит. Осталось дождаться, когда золото остынет, и тогда… Но Ро-Гас вновь почувствовал себя скверно. Побежали за Ором, побежали к Моисею, не зная, как помочь этому огромному человеку. Между тем, по лагерю иудеев распространился слух: «Моисей и Веселеил тяжело больны и не могут изготовить Ковчег». У многих сердца замерли от страха, другие стали роптать и подумывать о возвращении в Египет. Третьи только причитали: «За что ты, Иегова, на нас осерчал?!» Казалось, все дело Моисея может враз рухнуть, рассыпаться в прах.

С огромным трудом Ору удалось привести Ро-Гаса в чувство, и тот на следующий день в полуобморочном состоянии принялся гнуть прут, пока не вышло кольцо, от которого «хвостиком» отходила часть прута. Его еще предстояло изящно выгнуть, чтобы получилась скоба для засова. Ор и Аголиав видели, что сейчас Ро-Гас от усталости выронит молоток и свалится рядом без чувств. Поэтому, упреждая ситуацию, старший из них обратился к иудеям, с тревогой наблюдавшим за Ро-Гасом:

– Эй, вы все! Идите в лагерь и скажите, что Веселеил свою работу выполняет исправно. Вы и сами видите!

Когда иудеи скрылись из глаз, Ор и Аголиав буквально на руках отволокли Ро-Гаса в палатку. Ор успел дать ему какие-то снадобья, и богатырь, сделав несколько глубоких глотков, забылся в тяжелом сне. Жар распалял его тело, а лихорадка разбивала сознание на какие-то картинки, лишенные всякого смысла.

Спустя сутки Ро-Гас вновь приступил к работе. Но и теперь он едва держал молоток в руке. Казалось, силы покинули огромное тело Ро-Гаса. И он теперь не мог даже поднять брус дерева ситтим, который еще недавно мог подбросить высоко вверх. Но работа все же продолжалась.

Ор и Аголиав помогали, чем могли. Лишь с третьей попытки Ро-Гасу удалось закрепить кольцо на крышке Ковчега и отогнуть скобу для засова таким образом, чтобы засов входил в пазы с ювелирной точностью. Засов Ро-Гас отлил заранее, так что остался лишь пустяк…

– Пойди, – шепнул Ор Аголиаву, – извести все колена иудейские, мол, Ро-Гас работает, совсем скоро Ковчег будет готов. Да, на обратном пути загляни в палатку Моисея, утешь старца доброй вестью.

Когда Аголиав удалился, Ор, видя, что Ро-Гас вот-вот свалится с ног, подставил свое плечо и, как мешок, поволок его в палатку. Лихорадка вновь брала свое, и Ро-Гас стал бредить, не видя и не понимая окружающего.

Он вновь окунулся в мир грез, став частью радуги, которая сияла над Синайскими горами, растворяя воздух и проникая в самые отдаленные уголки сознания…

– Веселеил! – раздался чей-то голос, и Ро-Гас сразу же открыл глаза.

Было утро, солнечные лучи просачивались в палатку, и мелкая пыль беспорядочно металась в потолке света. Перед ним на коленях стоял Ор и участливо смотрел на ороса.

– Веселеил, – повторил он, – как ты себя чувствуешь?

– Не… не знаю…

Ро-Гас постарался прислушаться и прочувствовать свое состояние, понять, сможет ли он подняться? Ночь выдалась очень «горячей». Пожалуй, такого жара у него еще не было. Почти всю ночь он стонал, вскакивал и тут же без сил падал ниц. Ор его бережно укрывал и все время прикладывал к воспаленным губам болящего тряпочку с целебным отваром. Только к утру, перед восходом солнца, Ро-Гас вдруг покрылся сильнейшим потом и сразу же крепко уснул.

– Кажется, – сказал он, – я чувствую себя хорошо. Только тошнота… Нет, это не тошнота… я… хочу есть. Сильно хочу есть.

– Надо же! – обрадовался Ор, – впервые за время болезни Ро-Гас заговорил о еде. Может быть, дело пойдет на поправку?