Равноденствие - Даха Тараторина

– Мне жаль, Вирке. Я понимаю, всё понимаю. Давай вместе надеяться, что вы оба выживите? А если нет… Что ж, это действительно благое дело. Поверь мне.

Он перехватил амулет левой рукой, кажется, от правой отчётливо пахнуло гарью, и прижал к моему лбу.

Я взвыла.

– Вирке!!!

Белен рвался, терзая, мучая, отрывая кожу от покрытой ледяной влагой стены…

– И до тебя дойдёт очередь, не спеши! – советник обеспокоенно прикоснулся к ожогу на моём лице. – Ничего, заживёт, – и отправился к брату.

Камни оставили алый отпечаток на его бледной щеке. Белен попытался боднуть советника, но тот успел отшагнуть и, подумав, добавил пару куда менее весомых, но от того не более приятных ударов под дых.

– Скотина, – капнул кровью на пол брат.

Рикмас равнодушно передёрнул острыми плечами:

– Мне тоже было неприятно.

Сила не выдержала пытки: засветилась в жилах, проявилась сквозь натянутую кожу, вырвалась наружу, надеясь защитить, уберечь нас и… попалась. Амулет перехватил, поймал светящиеся нити, чёрной лентой вплёлся в их единение, разъедая, уничтожая, гася крохотные искры.

Серебряная нить, что всегда была тайной магией Белена, спокойной, прохладной, ровной, как водная гладь, сдерживающей, а не пылающей, светилась в глазах брата, рвалась изо рта, из-под ногтей, тянулась слиться с той единственной Силой, для которой была создана. С моей.

А золотая нить, оплетающая моё тело, сжигала, горела, болела, но никак не могла соединиться с серебряной, с которой давно должна была сплестись в единый свет, но отказывалась, держалась до последнего, а теперь не умела преодолеть чёрную разрастающуюся, как сама ночь, преграду, отравленным ручьём текущую из амулета.

Кое-что тешило, хоть и слегка: Рикмас страдал не меньше. Терпел, мучился, взрывался изнутри, сдерживая амулетом колдовство, неподвластное ни одному смертному.

– Прекрати! – Брианна кинулась между нами, прыгнула на Рикмаса, походящего на предвещающую смерть птицу, почти парящего в воздухе, давно потерявшего всё, что было дорогого в жизни, и готового отдать последнее ради памяти, ради права говорить, что выполнил обещание. Чего бы это ни стоило…

Брианну отбросило назад. Ведьма ударилась головой, оставляя кровавый след на сером камне.

Рикмас бросил взгляд на подкрадывающуюся позади Иону, но та подняла руки: поймал; не лезу!

Нет уж, так просто я не умру! Я с трудом разлепила спёкшиеся веки, чтобы встретиться взглядом с тем, кого всё ещё ненавидела, хоть, как оказалось, и не за что:

– Ты делаешь всё это ради того, чтобы верить: мама могла полюбить тебя. Когда-нибудь, если бы очень повезло и если бы она не страдала от потери брата. Но, знаешь что, – я улыбнулась, чувствуя, как из уголков рта течёт не то кровь, не то слюна, – с нашим отцом она была вполне счастлива…

И он остановился. Замер на секунду, которая казалась вечностью в миг, полный разрывающего на части, рвущегося наружу и не находящего выхода мучения.

– О да, – поддержал Белен, плечом вытирая бордовый ручеёк, перечеркнувший лицо от носа до подбородка, – она любила папу. Пусть не так, как могла бы, пусть не так, как стоило бы. Но она любила его. Агро заслужил эту любовь, а ты – нет. Дело не в связи, Рикмас. Дело в том, что ты оказался не достоин её.

– Это не так… – мрак амулета дрогнул, чуть побледнел, мужчина вновь коснулся пола подошвами сапог, а потом отчаянно взмыл в воздух, отдавая заклятию всё, на что способен. – Это не так! Она должна была полюбить меня! Должна была!

Ворох когда-то ненужных, а ныне самых сильных в мире камней раскалился, опаляя до костей сероватую кожу, превращая рукава чёрной туники, похожей на крылья ворона, в пепел, прожигая насквозь, забирая то единственное, что оставалось в сердце давно принявшего смерть человека. Принявшего её, как любимую, в тот же день, что и женщина, ради которой он жил.

Сила рвалась, пыталась соединиться, с треском разделялась на две равные части, делила надвое каждое из сердец.

Ты хотела разорвать связь, Вирке? Кажется, твоё желание сбывалось.

То, что родилось цельным, рвалось, горело, трещало, сходило с ума, болело в венах, замирало комом в горле и текло кровью изо рта, отзываясь безысходностью, пустотой, горем.

Я не хочу! Богиня! Я не хочу!

Он нужен мне…

Не богиня. Вальдинг, король, которого уже считали мёртвым, поднялся.

От кого бы ждать помощи? Точно не от него.

Вальдинг, ошалело моргая, держась за прутья клетки, подтянулся, пытаясь сообразить, который из четырёх мельтешащих перед глазами советников – настоящий, обнажил кинжал, что всегда носил больше ради вида, ради красоты, ради переливающихся в рукояти рубинов.

Метал сверкнул холодным блеском.

Лезвие оказалось достаточно острым, чтобы скрыться под лопаткой измождённого, положившего жизнь ради несбыточной цели человека.

Предрекающий смерть вопль Банши звоном разрезал воздух, пронёсся затхлым ветром по подвалу, подхватил у замирающего навечно лица нечто невидимое, невесомое и ввинтился в пол.

А мёртвое лицо улыбалось.

Он любил её. Всегда любил ту, что не могла, не хотела и не желала стать его женщиной. Но в это мгновение, в это краткое, счастливое, освобождающее мгновение она сказала ему да.

Победитель пнул тело и вырвал оружие, брезгливо вытер лезвие о подпалённую чёрную тунику и покачал головой, не отрывая взгляда от убитого:

– А я возлагал на тебя такие надежды, Белен…

Брат сполз по стене, силясь сообразить, чем оказался обязан королю и почему его разочаровал, а я с трудом перевернулась на живот, отплёвывая кровь с искусанных губ.

– Не стоит этого делать, – всё так же внимательно глядя на советника бросил его величество в пространство. Мужчина, внезапно показавшийся куда более высоким, статным и ни капельки не смешным, осторожно, не прикасаясь, подцепил сжатый мёртвой рукой артефакт и позволил ему повиснуть недалеко от рукояти кинжала. – Нападать со спины нехорошо. А договориться мы вполне можем и без драки, Иоля.

Матушка Иона замерла в десятке шагов, одобрительно хмыкнула и подмигнула королю своими невероятными искрящимися глазами. Светлыми, как у самой Иоли Светлоокой…

Я застонала. На вопрос не хватало ни сил, ни желания.

– Иоля Светлоокая умерла, – брат с трудом сел, опираясь о собственное колено. – Сожжена на костре почти век назад.

– Или прожила достаточно долго, чтобы заиметь ценные знакомства и скрыться, – король игриво прокрутил амулет, заставив напрячься всех присутствующих.

– К сожалению, даже самые нужные люди живут не так долго, как хотелось бы, – вздохнула она. – Иначе мы пересеклись бы намного раньше и, поверь, в менее благоприятной для тебя обстановке.