До февраля - Шамиль Шаукатович Идиатуллин

будто оступилась. Бородач подхватил ее, обнял и явно хотел с гневом уведомить, что они удаляются, но не успел.

– Браслет данные не сразу в облако передает, а через телефон, правильно? – задумчиво уточнил Андрей. – А где уж телефон, вы говорите, товарищи офицеры?

Матвиевский и Рыбаков переглянулись и синхронно матернулись.

– Где ваш браслет, Юлия Рашидовна? – мягко спросил Андрей.

Зарипова застыла, схватив себя за запястье.

Матвиевский и Рыбаков рванули к «Гранте».

– Ебнуть урода, значит, – сказал Андрей, устало наблюдая за тем, как «Гранта» опять выбрасывает снопы снега и с визгом прыгает со двора, едва не зацепив его «Kia». – Боюсь, уже не успеете.

Глава пятая

Саня познакомился с Юлькой больше десяти лет назад. Он учился в аспирантуре, с отличием сдал кандидатский минимум и всерьез дописывал диссер, который тогда казался ему лучшим способом встроиться хоть в какой-то круг значимых людей. План был идиотским, но тут, что называется, просто повезло: юрфаковский Влад, с которым они на последних курсах время от времени пересекались в спортзале универа, рассказал, что на последних муниципальных выборах заработал на машину, пусть и древнюю праворульную. То ли еще будет на грядущих губернаторских, сказал Влад, – и деньги, и нужные знакомства, и вечная не вечная, но долгая благодарность победителя тем, кто помог победить.

Он то ли не знал, что победители истребляют память о помощниках первым делом и иногда вместе с помощниками, то ли предпочел не пугать Саню, которого зачем-то истово захотел заманить в свою команду.

Что ж, заманил. Команда быстро стала Саниной. Влад по итогам кампании заработал волчий билет и соскочил с выборной темы навсегда – потому что так и не понял, что наш кандидат должен не победить, а оттянуть голоса соперников претендента номер один. А Саня понял – и не только предложил, но и сделал несколько ходов, которые позволили его кандидату перевыполнить программу спойлера и взять третье место так, чтобы не случилось второго тура. Кандидат возглавил администрацию губернатора, а Саню сделал главным по выборам и спецпроектам – сперва внештатным, хоть и оплачиваемым постоянно и неплохо, потом на правах руководителя комитета в гордуме.

Один из первых послевыборных проектов относился к реформам местных вузов. Их полагалось оптом завести под крышу опорного университета, при этом обтесав во всех смыслах. Вузы, понятно, сопротивлялись, особенно Санина альма матер, поэтому пришлось действовать от противного: создать несколько комитетов и центров борьбы за сохранение Сарасовской академической самостийности, собрать туда всех, кто мог причинить объединению неприятности, а потом занимать их бесполезной работой и раскручивать на действия, компрометирующие родной вуз.

Юлька была активисткой студенческого профкома. Слово «активистка» не подходило к ней совершенно. Второкурсница факультета социологии и журналистики была тогда тиха, стеснительна и пуглива, и сказать что-либо заставляла себя натурально сквозь слёзы и физические потуги. Но заставляла ведь, и пришла ведь – сама, и ходила на демонстрации, и подписи собирала, и пару раз не только внесла дельные предложения, но и несмело попыталась оспорить Санины поручения, пагубное безумие которых не разглядел больше никто. Отклонить доводы Юльки, не привлекая общего внимания, оказалось непросто, но Саня, конечно, справился – и объединил вузы, и подмял альма матер под кого надо, предварительно оформив все-таки диссертацию – ему дописали и защитили ее почти бесплатно.

А Юльку Саня запомнил. Она тогда была не слишком броской: рослая, но не идеально сложенная и совсем не секси, к тому же без макияжа и с не очень хорошей кожей. Саня подозревал, что и звали ее не Юлькой, а Юлдуз, как поддразнивал Зарипову поначалу студенческий вождь, явно кадривший тихую девочку. Саня кадрить ее даже не думал – чего там кадрить-то.

Чего, он увидел через три года, когда Юлька пришла брать у него интервью. Она была просто обалденной: фигуристой, спортивной, свежей, совсем секси, и, что совершенно сносило, – изумительно остроумной и остро умной. Саня какое-то время даже уговаривал себя, что это не та Юля из студкома, а однофамилица или, допустим, двоюродная сестра – сходство-то налицо, пусть даже как у паспортного фото и портрета для глянцевого журнала. Саня с ходу попробовал развести Юльку на быстрые развлечения, потом вывернул рукоять обаяния до упора, потом настроился на длительную осаду и реализовывал ее рекордный для себя срок – месяца три, правда, с короткими отвлечениями на выпуск пара. Тщетно.

Тогда он впервые заинтересовался СМИ, которые вполне обоснованно считал бессмысленными реликтами ушедшей эпохи вроде проводных телефонов и бумажных книг, – заинтересовался не как заказчик и даже не как исследователь, а как потенциальный владелец. На безумный миг Сане поблазнилось, что хозяйский подкат Юлька воспримет если не благосклонно или испуганно, то хотя бы с понимающим уважением: типа перец неслабо заморочился, надо поощрить его за старание. Безумие, как всегда у Сани, прогорело с похвальной стремительностью. Очевидного смысла в СМИ он так и не увидел, Мотылев, тогдашний хозяин полиграфкомбината и прилипших к нему изданий, редакций и проектов, был силен и в целом лоялен, так что менять его на кого бы то ни было еще администрация губернатора не согласилась бы.

Всё к лучшему. Два года назад издательство со всеми полипами отошло Сане само и совершенно бесплатно – Салтыков, сменивший скоропостижно скончавшегося любимого кандидата в кресле главы администрации, обнаружил, что хозяйство Мотылева, который таки зарвался, нарвался и порвался до полного банкротства, тлеет и растаскивается, и решил передать его на ответственное хранение. А кто у нас самый ответственный? Правильно.

А с Юлькой получилось еще до этого – что приятно, само по себе, что досадно, при обстоятельствах, которые не позволили запомнить, чем там всё кончилось, и даже заставляли сомневаться в самом событии. Федеральный округ проводил слет молодых профессионалов, Саня представлял кадровый резерв управленцев, Юлька – цвет уже не журналистики, а эвент-индустрии, что бы это ни значило, остальные участники были еще хуже и уж всяко пафоснее, тупее и трусливее, причем касалось это не только сарасовских. Слет продолжался три дня, они были невыносимо тягомотны и компенсировались только вечерами в конференц-баре. Саня и Юлька ворковали там, не обращая внимания на остальных и пропитываясь замысловатыми коктейлями и восторженной симпатией друг к другу. Саня уж точно, про Юльку сказать наверняка было невозможно ни тогда, ни вообще, ни по этому поводу, ни по любому – но ведь обжималась она с ним на отвальной вечеринке, пила ведь с ним на равных, и в итоге ведь сбежала не от него, а с ним, в его номер – это Саня помнил точно. Дальнейшее он помнил смутно – и страшно об этом сожалел. Ночь вроде