Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

достижениями технической мысли. Огромный холодильник разочаровал ее пустотой. Только в просторном морозильнике сиротливо лежало мясо в целлофановом пакете, килограмма полтора. Все бы хорошо, но оно источало запах, который говорил о происходящих в нем бактериальных процессах. В убежище его могли бы обрезать с краев, вымочить в уксусе да и бухнуть в котел, поперчив посильнее, чтобы отбить амбре. Но Маша себя уважала и не собиралась набивать желудок тухлятиной. Уж кто-то, а она о возможных последствиях была осведомлена. Даже коту она достанет что-нибудь получше.

Больше на кухне не оказалось ничего интересного. Даже в мини-­баре — вот как жили, сволочи! — было шаром покати. Видимо, покидая дом, хозяева забрали с собой все съестное и горячительное и все мало-мальски ценное. Чертовы буржуи. Или нет… как-то не складывается. Если у них было время забрать туалетные принадлежности из ванной, то почему забыли котика? И почему в комнатах такой разгром, будто Мамай прошел? Телевизор раскурочили, все раскидали. И следы грязные вокруг. А… ну, конечно. Мешочники прошлись. Знаем такую породу.

Наверно, дверь с кодовым замком на первом этаже сначала была открыта. Стервятники беспрепятственно проникли в здание, перевернули его вверх дном, а, уходя, случайно захлопнули хитрую штуковину, которую теперь было не открыть без автогена.

Сучьи ублюдки. Вон как все перерыли, да еще нагадили в коридоре. Подчистую подмели, ничего не пропустили. Расстреливать таких уродов мало.

Нет, кое-что они всё-таки забыли. В шкафу отыскался целый блок хороших сигарет, оставленный хозяевами и пропущенный стервятниками. Было ихнее — стало нашенское.

Это была бесценная находка. Настоящий дефицит, учитывая то, как быстро расходовались сигареты. Мужская половина убежища дымила почти поголовно. Уж здесь Демьянову и его распорядку пришлось уступить. Зная, что бороться с пагубной привычкой бесполезно, Сергей Борисович поступил мудро и локализовал ее, объявив общественной курилкой один из шлюзов-«предбанников».

Посему сигареты — такая же твердая валюта, как спирт. Даже лучше, ведь за попытку сбыть его можно было нарваться на любые санкции, в зависимости от настроения майора. Тот не одобрял спаивание подчиненных, да и простых укрываемых тоже. А вот из-за сигарет еще никому не попадало. Кроме того, они не относились к списку вещей, которые запрещалось иметь в личном пользовании. Личный запас продуктов нельзя было создавать, они сдавались подчистую и без всякого вознаграждения, а вот сигарет — пожалуйста.

Пора было возвращаться. Чернышева глянула на часы. Вся ее вылазка заняла десять минут, но все же незачем было в очередной раз испытывать терпение спутников. Оставалось проверить одну теорию.

Маше не хотелось спускаться тем же путем. Вряд ли, думала она, изнутри эти чертовы двери нельзя открыть без карточки. Кому нужен такой геморрой? Там должна быть кнопка, как на обычных дверях с домофонами. Заодно она окажет услугу всему звену, открыв им путь к любым апартаментам в здании.

Проходя по коридору, напоминавшему гостиничный, в сторону лестничной площадки, Чернышева в последний раз оглянулась и вздрогнула, чуть не подпрыгнув на месте. В дверях ближайшей квартиры возвышался темный силуэт.

Пока девушка стояла, онемев, и пыталась унять колотящееся о ребра сердце, человек сделал шаг вперед и вышел из тени. Фигура загородила собой широкий проем, и Маша получила возможность разглядеть его, о чем тут же пожалела.

С высоты своего роста на нее взирал монстр. Он был здоровенным — под два метра. На нем был спортивный костюм «Адидас» и кроссовки с оплавленными до черноты подошвами. Пустые, лишенные выражения глаза незнакомца смотрели сквозь нее так, будто он не замечал ее присутствия. Внезапно в горле у него забулькало, и вместе с лающим кашлем чудовище сплюнуло себе под ноги кровавым комком.

— Эй... — нарушила молчание Чернышева. — Вам помочь?

В конкурсе на самый глупый вопрос она заняла бы первое место.

«Если он сделает еще шаг в мою сторону, я побегу», — решила она.

Может, он и не был опасен, но от одного его взгляда у нее по коже поползли мурашки. Девушка пятилась к лифту, уже чувствуя, что может не успеть.

Ему не нужна была помощь. Последнему, кто пытался ему помочь, он размозжил голову дубовой дверью. После этого были и другие… Теперь он умирал сам, но всех, кто встречался на пути, по-прежнему пытался забрать с собой.

Не чувствуя ни голода, ни усталости, человек догадывался, что его дни сочтены, а холод, который постепенно разливается по телу, означает смерть.

Холод пришел не сразу. В первые дни был жар. Сначала обжигающий жар снаружи. Потом глухой и давящий жар изнутри — с ударами молоточков в ушах, с бесконечной рвотой и ломотой. Но не жар был страшен. Вместе с ним пришла боль, поселившись в голове и начав грызть лицо, как голодный волк.

Затем жар перестал ощущаться, а молоточки смолкли. Осталась только боль, не стихающая ни на минуту, рвущая тело когтями. Настал момент, когда человек попытался сорвать ее с себя вместе с кожей, но это было бесполезно — она впивалась еще сильнее и в отместку начинала жрать его с удвоенной силой.

Человек ел, спал и испражнялся. Более сложные побуждения давно покинули его разум. Сознанию негде стало обитать в мозге, который потоки заряженных частиц превратили в фарш. Все остальное время он сидел на диване в одной из квартир, стараясь не шевелиться. Когда он не двигался, было не так больно.

Но время от времени приходили они. Все делали нарочно! Будто не знали, что от них становилось хуже! Их голоса, прикосновения, даже запах — все усиливало страдания. Они помогали боли, и он убивал их. Резал, пластовал и кромсал до тех пор, пока не стихали их крики, а тела не переставали дергаться на полу, застыв окровавленными грудами. Тогда он возвращался к себе в комнату и снова впадал в оцепенение, становясь похожим на статую. Из этого состояния его мог вывести только звук приближающихся шагов.

Смертельная болезнь день за днем подтачивала его организм, обещая скорый конец, но в огромном теле оставалось сил на несколько дней странной жизни на грани забытья. Единственным его побуждением было прогнать боль прочь. Он помнил, что пока люди корчились у него под ножом, та затихала.

Вряд ли он жил здесь. Уж слишком не походило это создание на пресловутый типаж нувориша или «эффективного менеджера». Но вовсе не его одежда привлекла внимание Маши в первую же секунду.

Его лицо. Мать честная, такого не бывает…

Девушка не понимала, как можно быть живым с такими ранами. Мир сразу показался ей зыбким, ненастоящим. Это просто кошмарный сон,