Запад - Александр Зиновьев

Важнейшая проблема для трудоспособного западоида, не имеющего большого капитала, который позволил бы ему быть свободным человеком, это найти занятие, дающее ему доход соответственно его жизненным претензиям. А это не так-то просто. А если такое занятие найдено, это не означает, что оно гарантировано как нечто постоянное. Потому характерным состоянием людей тут является неуверенность в будущем, страх потерять работу и опуститься на более низкий уровень, стремление накопить средства на черный день и на обеспеченную старость. Эта жизненная установка вынуждает на бережливость и расчетливость, производящие впечатление скаредности, а многих вынуждает на преступления. Она превращает массу людей в поразительно скучные, серые и безликие существа, смолоду думающие об обеспеченной старости.

Люди вынуждены прилагать неимоверные усилия к тому, чтобы их счет в банке не опускался много ниже нулевого уровня. Теория немецкого экономиста Палу Мартина[152], согласно которой основной движущей силой капитализма являются долги, выглядит не так уж нелепо. Средний западный человек есть не просто гомо экономикус, как его иногда называют на Западе, а скорее гомо банкус.[153]Дело тут не столько в том, что он использует банк как удобное средство, сколько в том, что банк использует его как свое собственное средство наживы.

Нет надобности описывать то, какие жизненные блага доступны богатым людям на Западе в наше время. Еще никогда в истории человечества богатые не жили на таком уровне и в таком количестве. Характерной для нашего времени является сильная тенденция максимально рационализировать процесс жизни в соответствии с достижениями науки, техники и медицины. Сохранение здоровья и молодости стало важнейшим элементом богатства, так же как бытовой комфорт, доступ к достижениям цивилизации и способность разумно наслаждаться ее благами. Сложилась целая индустрия и культура рационального использования богатства. Но одновременно действуют и последствия чрезмерности богатства со всеми его пороками.

Следует заметить, что интеллектуальный, культурный и моральный уровень "высшего света" нисколько не превышает таковой средней части населения. В прошлом богатство было путем к культуре и к образу жизни, которые были недоступны без него. Теперь просто не существует особая культура более высокого уровня, чем общая культура, которая была бы недоступна прочим гражданам. Конечно, билеты на фестивали в Бай-ройте или в Зальцбурге не по карману большинству жителей западных стран. Но посещение таких фестивалей и прочие дорогие развлечения сами по себе нисколько не возвышают их посетителей над прочим человечеством в культурном, интеллектуальном и моральном отношении. Кое для кого это удовольствие, а для большинства — престижный элемент их образа жизни, подобный этикеткам престижных фирм на одежде. Одним словом, сложился не слой, аналогичный аристократии прошлого, а лишь более высокий уровень мещанства. Западнистское общество по своей изначальной природе есть общество мещанское.

Уровень бедности западных стран выше, чем в других странах. Это означает, что западные бедняки в массе своей богаче бедняков незападных стран. Но для западных бедняков мало осознавать это, чтобы быть довольными своим существованием. Они ощущают себя обездоленными сравнительно с благополучными слоями и сравнительно с теми благами, которые производит их общество и на которые они считают себя вправе рассчитывать. Кроме того, в западных странах бедность означает нечто большее, чем бедность в обществах другого типа, ибо тут отсутствие материальных средств означает отсутствие доступа ко всем прочим жизненным ценностям.

Формула "Хлеба и зрелищ!", которую принято относить к Римской империи, имеет силу и в отношении западного общества, причем в удесятеренной степени. «Хлебом» западоиды обеспечены настолько, что Запад стал величайшим соблазном для всего человечества. А что касается зрелищ, то тут создано такое изобилие, какое еще сто лет назад не могло вообразить самое пылкое воображение.

Из сущности западнизма не вытекает ни радио, ни кино, ни телевидение, ни прочие современные изобретения, приносящие развлечения. Но эти изобретения оказались очень кстати. Они оказались адекватными потребностям западнизма в средствах пассивного развлечения в одиночку. Нет надобности говорить о том, какую роль в жизни западных людей приобрело телевидение. С точки зрения массовости охвата людей и времени, проводимого ими перед экранами телевизоров, оно стоит на первом месте среди средств развлечения. Оно позволяет развлекаться с удобствами, независимо от других людей, без всяких усилий и за низкую плату. А с точки зрения диапазона и разнообразия зрелищ оно вне конкуренции.

На втором месте после телевидения идут, пожалуй, зрелища, собирающие толпы людей, и сборища с участием многих людей. Это на первый взгляд есть противоположность тенденции к развлечению в одиночку, а по сути дела это есть явление того же рода, оборотная сторона ее. Эти сборища и зрелища суть особые явления, отличные от театров, фильмов, концертов, цирка и других представлений, предназначенных для развлечения, причем для развлечения индивидуального, хотя тут и собирается вместе много людей. Зрелищем может стать все, что угодно, специально не предназначенное для развлечения, но организованное так, что именно театральный аспект выходит на первый план. И вторая черта зрелищ — расчет на массовое восприятие, то есть на людей как членов толпы, массы.

В зрелища превращаются спортивные соревнования, а многие специально изобретаются для этого. В зрелища превращаются медицинские операции, суды, визиты важных персон, парламентские заседания, парти известных личностей, юбилейные заседания и приемы, парады, шествия, демонстрации, церковные проповеди, природные катастрофы, сцены голода и военных разрушений, выборы президентов. И даже сцены покушений и захвата заложников. Современная технология позволяет делать увлекательные зрелища из всего, даже из незначительных явлений. Как справедливо заметил Нил Постмен, все превращается в шоу-бизнес (зрелищные мероприятия). Все должны развлекать, дабы иметь успех. Происходит «голливудизация» всей общественной жизни. Точно так же в зрелища превращаются различного рода сборища, предназначенные не только для развлечения других, но и для участия в массовых развлечениях. Наблюдая эти зрелища и зрелищные сборища, невольно начинаешь думать, что за внешним великолепием, пышностью и зрелищностью жизни Римской империи скрывался такой образ жизни, что пришедшая ему на смену христианская цивилизация со всей ее первоначальной скромностью, серостью и скукой явилась в какой-то мере избавлением и облегчением.

Невольно напрашивается и другое сравнение. На Западе подвергались всяческому осмеянию торжественные заседания, празднества и парады в Советском Союзе. Но то, что тут делали и делают сами, во много раз превышает советскую театральность, парадность и торжественность. По сравнению с тем, как в США праздновали «победу» в фиктивной войне с Ираком и в Англии «победу» в смехотворной войне за Фолклендские острова, празднества в Советском Союзе по поводу победы в величайшей в истории человечества войне 1941–1945 годов с Германией выглядят ужасающе бледно, скромно, мизерно. От таких сравнений становится грустно. Чем ничтожнее «победы», тем помпезнее становятся ликования по их поводу.