Седьмая - для тайны - Виктория Холт

— А что же в будущем? Поместье же не мое!

— Криспин! Оно никогда и не было твоим!

— А если она передумает? Ты думаешь, она будет долго поглощена работой в миссии? Ты же знаешь Тамарикс! Ее увлечения быстро проходят!

Это была святая правда.

Криспин продолжил:

— А если она поймет, что значит для нее это поместье, кто знает, как она поступит? Предположим, она вернется и захочет стать здесь полной хозяйкой?

— Ты хочешь сказать, выгонит нас? Да как она сможет это сделать? Она же понятия не имеет, что значит управлять таким огромным поместьем!

— А если ей надоест этот ее святой муж? Предположим.

— Разумеется, все может быть.

— И что же тогда?

— Криспин, — сказала я. — Мы будем всегда вместе, а для нас это самое главное на свете. Я верю, Тамарикс учится любить, так как никогда раньше не любила. Ты бы видел, как она переменилась! Это уже не та наивная девочка, которую обманул Гастон Марчмонт. Да, я уверена, она постепенно с помощью Люка узнает, что самое важное в жизни!

— Как и я? — спросил он.

— Да, Криспин, — ответила я, — как и ты! Криспин вдруг улыбнулся. Казалось, он помолодел и стал похожим на того Криспина, каким я его видела во время нашего медового месяца, когда он верил, что тайна его рождения никогда не будет раскрыта. Но, если и тогда временами в его глазах проскальзывал страх, то теперь он полностью освободился от него!

Это случилось ночью. Проснувшись от какого-то странного шума, я выглянула в окно и увидела в небе зловещее зарево. Я вскочила с постели и разбудила Криспина.

— Что-то горит! — воскликнул он.

Мы быстро оделись и спустились вниз, где уже собрались некоторые из слуг. Увидев, откуда поднимается дым, я немедленно подумала о сестрах Лейн. Мы помчались к их коттеджу и увидели охваченный огнем Дом Семи Сорок.

Люси была на улице. Она подбежала к Криспину и истерически зарыдала в его объятиях.

Пожар был в самом разгаре: слышался треск горящего дерева, языки огня лизали стены, с грохотом рушилась кровля.

Люси рыдала. Она снова и снова повторяла имя Флоры. Я поняла, что Флора погибла… Оказалось, что она выбросилась в сад из окна спальни, и ее истерзанное тело нашли возле тутового кустарника.

Эту ночь мне никогда не забыть! В моей памяти остались смутные воспоминания о людях, суетящихся вокруг горящего дома .в попытках потушить огонь.

О причине происшествия ходило много слухов. Флора Лейн всегда была странной. Она могла оставить горящую свечу, а та могла упасть и вызвать пожар. Она, бедняга, наверное выпрыгнула из окна, хотя легко могла спуститься по лестнице, как это сделала Люси. Бедная, глупая, безумная Флора! Все считали, что так все и произошло!

Я же в глубине души была уверена, что Флора поняла, наконец, что совершила два убийства и просто не могла больше жить. Я считала, что она сама подожгла детскую и выпрыгнула из окна, чтобы представить свою смерть несчастным случаем. Она выдала тайну Гастону Марчмонту и не верила, что может дальше жить.

Мы взяли Люси в Сент-Обин. Хоть она и приняла наше предложение, но очень хотела иметь свой домик. Криспин нашел пустующий коттедж неподалеку от нас. Раньше там жила вдова одного из рабочих поместья, но месяца три назад она умерла.

После смерти Флоры и.моего замужества отношение Люси ко мне резко изменилось. Мы часто и подолгу разговаривали с ней, и у меня уже не складывалось впечатление, что она хочет поскорее избавиться от меня. Можно сказать, что мы даже подружились. Она была матерью моего мужа, и я понимала, с какой тяжестью на душе она жила все эти годы. Люси столько лет заполняла свое время уходом за Флорой, что теперь в ее жизни образовалась пустота. Она объясняла мне все это, как бы извиняясь за свое отношение ко мне в прошлом. Я помнила ее первые реплики, тревожные взгляды, ее постоянное безразличное «это мило», нескрываемое желание отделаться от меня, потому что я проявляла слишком много детского любопытства, которое могло привести к беде.

Но теперь мы стали друзьями.

Она как-то сказала мне:

— Я рада, что буду жить поблизости от вас!

— Криспин тоже этого хочет.

— Он всегда был так добр ко мне… Даже до того, как узнал…

Однажды она заявила:

— Я никогда не жалела, что он есть у меня!

— Понимаю.

— Мы должны быть друзьями! Я родила его и вырастила, а вы сделали его очень счастливым. В нем смысл моей жизни с того самого момента, когда он появился на свет. Я поступила дурно, но это было единственным выходом в нашем бедственном положении, а он от этого только выиграл!

— Понимаю! — ответила я.

От Тамарикс пришло еще одно письмо. Миссия процветала, превосходя самые дерзкие мечты. Ей хотелось, чтобы мы приехали навестить их.

Люси каждое воскресенье из церкви ходила на могилу Флоры. Иногда мы присоединялись к ней и потом шли в ее новый дом, чтобы побыть с ней несколько часов.

Однажды мы с Криспином подъехали к развалинам сгоревшего коттеджа. Я не могла смотреть на это пепелище без содрогания. Даже при солнечном свете оно имело какой-то призрачный вид.

— Пора построить здесь новый дом, — заявил Криспин с присущей ему практичностью. — Пойдем, взглянем на эти развалины. На следующей неделе можно было бы приступить к расчистке, у строителей сейчас не так много работы!

Мы привязали лошадей к сохранившемуся столбу от ворот и прошли по саду, в котором обычно сидела Флора со своей куклой, глядя на тутовый куст.

— Осторожно, — предупредил меня Криспин, когда мы вошли. Когда-то это было уютным домом. Он взял меня за руку и, крепко держа, провел туда, где была кухня. Большая часть стены была разрушена.

— Эту груду легко расчистить, — сказал он.

Мы подошли к лестнице, уцелевшей от пожара.

— Крепкая, — произнес Криспин. — Хорошая была лестница.

Мы осторожно поднялись наверх. Половины крыши не было, а в воздухе все еще стоял терпкий запах гари. Я разглядывала обгоревшие доски и опаленные кирпичи. Вдруг мой взгляд задержался на ней… Она лежала на полу…

Я подняла ее. Стекло было разбито, и осколки упали, когда я дотронулась до картинки. На меня смотрели семь сорок… Картинка была измазана сажей, а бумага отсырела и приобрела коричневый цвет.

Я положила рамку на пол.

— Что это такое? — спросил Криспин.

— Это картинка Флоры, Люси вставила ее в рамку. Семь сорок — для того, чтобы тайна никогда не была раскрыта…

Криспин смотрел на меня, читая мои мысли, пока я рвала бумагу на мелкие кусочки. Там, где когда-то была крыша, дул легкий ветерок. Я подбросила обрывки в воздух, и ветерок унес вдаль остатки злополучной картинки.