Благодать и стойкость. Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Киллам Уилбер - Кен Уилбер

Правую руку она держит на затылке Билла, левую — с правой стороны его головы. В какой-то момент она говорит, что чувствует холодную зону, хотя и очень маленькую. Он соглашается: он тоже ее чувствовал. Она мягко упрекает его: «Ты должен говорить мне о таких вещах, неужели я сама должна обо всем догадываться?» Джордж объясняет: такая непринужденная манера общения не очень типична для Центра, это индивидуальный стиль Крис.

Потом настает моя очередь ложиться на кушетку. Джордж уходит, сказав перед этим, что был бы рад познакомиться с Кеном. Он очень высоко ценит его книги. Сначала Крис обрабатывает мой левый бок. В боковой части груди, где она держит правую руку, я чувствую прохладу; Крис говорит, чтобы я не стеснялась и если почувствую где-нибудь холод, то говорила ей. Потом ее руки начинают двигаться, и я чувствую холод в области ребер, под самой грудью. Потом несколько минут она обрабатывает мне живот. «У тебя что-то неладное с поджелудочной железой», — говорит она. «Да, прошу прощения, я забыла предупредить, что у меня еще и диабет». Любопытно. Она работает над этой зоной еще, наверное, минут двадцать, переместив левую руку к центру и продолжая держать правую руку на ребрах, где я по-прежнему ощущаю холод. Она немного говорит о том, что рак вызывается вирусом, что этот вирус может все еще прятаться внутри, даже если доктора говорят, что его там уже нет. По ее словам, сейчас она делает так, чтобы этот вирус не передвинулся в другое место. Одну руку она держит в середине моей грудной клетки, прямо под грудиной, а вторую — на ребрах и над поджелудочной железой. В одном из этих мест я чувствую холод, в другом — нет. Когда она переходит на левый бок, я все еще чувствую холод в области поджелудочной железы и вспоминаю, что мой дедушка умер от рака поджелудочной железы.

Перейдя на правый бок, она подкладывает под меня левую руку, а правой водит вдоль туловища как раз в том месте, где были рецидивы. Я говорю ей, что не чувствую ни холода, ни прохлады. Через некоторое время она перемещает правую руку вверх, прямо на мой грудной протез. Я предлагаю его снять, но она говорит, что это необязательно: ее энергия легко проникнет сквозь него. Разумеется, за всем этим наблюдают ее сын и второй мужчина.

Я узнаю, что она в двадцать три года заболела раком. Опухоль появилась у нее в груди, а через несколько дней раком было поражено все ее тело. Тогда-то и началась ее работа. Она ходила по всевозможным докторам и целителям. Какое-то время изучала биохимию в Италии, но там ее арестовали за лечение ребенка, больного лейкемией. «Представляете себе? — спросила она. — Оказывается, это преступление…» Преподаватель биохимии верил в ее нетрадиционные методы, говорил ей, что с момента первой встречи понял, что она способна исцелять.

Она мечтает о том, чтобы поехать в какую-нибудь страну третьего мира и там учить целительству. Говорит, что ее методы основаны на математике и им можно обучить других, хотя, конечно же, у одних людей способностей больше, а у других меньше. Болезни, по ее словам, бывают десяти разных уровней; рак — заболевание пятого уровня. Диабет — четвертого. Чтобы вылечить человека, надо повысить свою вибрацию до необходимого уровня, потом приспособить ее к конкретному типу рака и научиться воздействовать на мозг необходимым объемом энергетического давления. К примеру, сейчас, говорит она, я оказываю давление примерно в пятнадцать единиц. Обычно я работаю в диапазоне между десятью и двадцатью пятью единицами. Она говорит, что страна третьего мира нужна ей потому, что в США заниматься такими вещами запрещено.

На следующий день я снова иду к Крис. Кен ждет снаружи, когда закончится сеанс: я не хочу, чтобы он испортил мне настроение своим скепсисом. Что же в ней такого, что она мне так понравилась? Сегодня она рассказывает мне, что раковые опухоли были у нее семь раз (и еще три сердечных приступа), причем две из них врачи сочли смертельными. Ее муж (она вышла замуж, когда ей было пятнадцать лет) как-то раз пришел домой и сказал, что уходит от нее. Ей тогда было тридцать. Он ушел к своей секретарше, которую принял на работу за месяц до этого. Вот и все, и никаких других объяснений, хотя раньше у них все было прекрасно, без всяких проблем. К тому времени у нее было трое своих детей и двое приемных. В течение месяца, сказала она, все ее тело было поражено раком. Рак возвращался по единственной причине: ее сердце было разбито, а в душе была пустота; она не умела жить для себя. Ее отчим ушел из семьи, когда ей было восемь лет, и она, как старший ребенок в семье, заботилась обо всех остальных, в том числе и о матери, у которой за эти годы было девятнадцать сердечных приступов. Еще у нее есть умственно отсталая сестра, младше ее на год, под ее опекой. Вот типичная ситуация: ее отец, плотник, как-то раз пришел домой с вылезшими наружу внутренностями — покалечился бензопилой.

Он велел матери вызвать «скорую помощь», но мать упала в обморок, поэтому Крис сама позвонила в «скорую», уложила отца и помогла ему продержаться до приезда врачей. Говорит, что для того, чтобы по-настоящему вылечиться, ей пришлось научиться заботиться о себе.

Показывает, что гоняет вирус по моему телу, чтобы он не спрятался где-нибудь еще. Когда она направляет энергию туда, где находится вирус, человек чувствует холод. По этому холоду она и определяет, что вирус там. Она говорит, что холод может еще и убить вирус: вирус не любит, когда холодно. Поэтому, занимаясь мною, она перемещает руки к разным участкам; время от времени спрашивает, чувствую ли я холод или волны, идущие от одного места к другому; иногда сама говорит, что чувствует что-то необычное, и спрашивает у меня, чувствую ли я то же самое. Если я и чувствую холод, то не слишком сильный и скорее напоминающий прохладу. Хорошо, говорит она, хорошо, что ты не чувствуешь сильного холода, ведь тогда у нас было бы намного больше работы. Я спрашиваю, труднее ли ей работать с пациентами, у которых после операций или облучения какие-то участки утратили чувствительность. Отвечает, что на самом деле нет, ведь она сама все чувствует. Но все равно это важно — чтобы люди, которых она лечит, все чувствовали сами, понимали, что происходит. Когда она кладет руки на то место, где ощущается холод, то спрашивает: ну что, мы ведь не хотим, чтобы вирус спрятался куда-то еще, правда?

Лечение продолжается, и она кладет на меня два камня: один — странный кристалл-флюорит — на живот; второй — красивый, мягкий, металлоподобный, — на сердце. Не могу сказать, что хотя бы от одного из них почувствовала что-нибудь, но во время всего сеанса я ощущала, как по всему телу, особенно в ногах и ступнях, циркулирует энергия.

В тот день она много говорила — на этом сеансе мы с ней были одни — о том, как ей трудно работать в США. Например, недавно приходил инспектор, все осмотрел и не нашел в ее кабинете никаких инструментов. Он хотел удостовериться, что она занимается только наложением рук — и она заверила его, что больше ничем. Предложила ему посидеть, но он отказался. Очевидно, что за ней следят.

Однажды к ней привели маленькую девочку с лейкемией. Родители испробовали все — всех докторов, все способы лечения, и тогда у них осталась последняя надежда — Крис. Когда они привели девочку, у них были сумки, набитые витаминами, травами и специальной едой. Крис засмеялась и сказала им, чтобы они пошли и принесли девочке бургер из «Макдоналдса». Девочка обрадовалась, остальные ужаснулись, но послушались. По словам Крис, всего через четыре сеанса девочка была здорова. Она любит работать с детьми, с ними проще, у них головы не забиты глупостями, как у взрослых.