Стивен Кинг идет в кино - Стивен Кинг

«Довольно, Бобби. Хватит. Удержись. Возьми себя в руки».

Он долго сидел за письменным столом, прижимая к лицу розовые лепестки. Наконец, стараясь не обронить ни единого, он ссыпал их в конвертик и опустил клапан.

«Он свободен. Он… где-то. И он помнит».

– Он помнит меня, – сказал Бобби. – Он помнит МЕНЯ.

Он встал, зашел на кухню и включил чайник. Потом прошел в комнату матери. Она лежала на кровати в комбинации, положив ноги повыше, и он увидел, что она начинает выглядеть старой. Она отвернула лицо, когда он сел рядом с ней – мальчик, который теперь вымахал почти во взрослого мужчину, – но позволила ему взять ее руку. Он держал ее руку, поглаживал и ждал, когда чайник засвистит. Потом она повернулась и посмотрела на него.

– Ах, Бобби, – сказала она. – Мы столько всего напортили, ты и я. Что нам делать?

– То, что мы сможем, – сказал он, поглаживая ее руку. Потом поднес к губам и поцеловал там, где линия жизни и линия сердца ненадолго слились, а потом разветвились в разные стороны. – То, что мы сможем.

Между художественной литературой и художественным фильмом есть одно главное различие: первая – почти всегда плод работы одного человека; второй – результат сотрудничества очень многих людей – от режиссера до декоратора и костюмера. Свой вклад вносят даже шумовики, добавляющие все звуковые эффекты: от шагов за кадром до лающих собак и стрекочущих сверчков. И чудо, что экранизации вообще получаются успешными. Удаются они зачастую потому, что один творческий ум для достижения четкой цели уверенно подчиняет себе других. При этом не всегда плохо, если исходная работа была относительно краткой, а ее сюжетные элементы не растянуты.

В случае «Побега из Шоушенка» этим творческим умом был Фрэнк Дарабонт. Я передал ему права, и были только мы, без посредников-продюсеров, выдающих доллары, к которым привязаны веревочки. Когда Фрэнк прислал мне свой сценарий, в нем было более ста тридцати страниц – это достаточно много, – и он был очень близок к моей истории. Я дочитал его с грустной усмешкой, думая: «Это чудесно… но никто этого не сделает. Даже не начнется ничего».

Но благодаря «Касл-Року» (который имел успех с фильмом «Останься со мной»; на самом деле компания Роберта Райнера названа в честь моего вымышленного города в западном Мэне) это было сделано, и окончательная редакция очень близка к исходному сценарию Фрэнка – почти страница в страницу.

Фильм – сперва – не имел большого кассового успеха. Частично, может быть, из-за названия, которое не несло никакой информации и ничего не говорило воображению потенциального зрителя. К сожалению, никто не смог придумать лучшего, в том числе и я. Мне и название моей книги не очень нравилось, и сейчас тоже не нравится. Его первая часть с Ритой Хейуорт несколько спасает положение, но все равно оно тяжеловесно… и я утешаю себя тем, что обычно очень хорошо выбираю названия (и никогда не обращаю внимания на критиканов, указывающих, что «не зря оно созвучно с дерьмом»).

И все же фильм в конце концов нашел свою публику – подумать только! Сейчас он не покидает списка самых лучших фильмов всех времен. Люблю ли я его тоже? Да. В книге есть душа, в фильме же она чувствуется еще больше. Фрэнк Дарабонт, который крепко держал вожжи и настоял, что он будет снимать по собственному сценарию, – один из лучших людей в мире. Фильм сияет добром. Мне никогда не нравилась сцена со «Свадьбой Фигаро» (в сюжет она не ложится), но все остальное – просто светится. Рассказ жесткий там, где должен быть жестким, и полон чувств, но без сентиментальности. Один из лучших фильмов на тему о том, как люди любят друг друга и как они выживают.

Я из числа тех самых славных малых, которые могут достать все. Абсолютно все, хоть черта из преисподней. Такие ребята водятся в любой федеральной тюрьме Америки. Хотите – импортные сигареты, хотите – бутылочку бренди, чтобы отметить выпускные экзамены сына или дочери, день вашего рождения или Рождество… а может, и просто выпить без особых причин.

Я попал в Шоушенк, когда мне только исполнилось двадцать, и я из очень немногих людей в нашей маленькой славной семье, кто нисколько не сожалеет о содеянном. Я совершил убийство. Застраховал на солидную сумму свою жену, которая была тремя годами старше меня, а потом заблокировал тормоза на «шевроле», который ее папенька преподнес нам в подарок. Все было сработано довольно тщательно. Я не рассчитал только, что она решит остановиться на полпути, чтобы подвезти соседку с малолетним сынишкой до Касл-Хилла. Тормоза отказали, и машина полетела с холма, набирая скорость и расталкивая автобусы. Очевидцы утверждали потом, что она неслась со скоростью не меньше восьмидесяти километров в час, когда, врезавшись в подножие монумента героям войны, взорвалась и запылала, как факел.

Я, конечно, не рассчитывал и на то, что меня могут поймать. Но это, увы, произошло. И вот я здесь. В Мэне нет смертной казни, но прокурор округа сказал, что я заслуживаю трех смертей, и приговорил к трем пожизненным заключениям. Это исключало для меня любую возможность амнистии. Судья назвал совершенное мной «чудовищным, невиданным по своей гнусности и отвратительности преступлением». Может, так оно и было на самом деле, но теперь все в прошлом. Вы можете пролистать пожелтевшие подшивки газет Касл-Рока, где мне посвящены большие заголовки и фотографии на первой странице, но, ей-богу, все это детские забавы по сравнению с деяниями Гитлера и Муссолини и проказами ФБР.

Искупил ли я свою вину, спросите вы? Реабилитировал ли себя? Я толком не знаю, что означают эти слова и какое искупление может быть в тюрьме или колонии. Мне кажется, это словцо политиканов. Возможно, какой-то смысл и был бы, если бы речь шла о том, что у меня есть шанс выйти на свободу. Но будущее – одна из тех вещей, о которых заключенные не позволяют себе задумываться. Я был молод, красив и из бедного квартала. Я подцепил смазливенькую и неглупую девчонку, жившую в одном из роскошных особняков на Карбайн-стрит. Ее папенька согласился на нашу женитьбу при условии, что я стану работать в оптической компании, владельцем которой он является, и «пойду по его стопам». На самом деле старикан хотел держать меня под контролем, как дикую тварь, которая недостаточно приручена и может укусить хозяина. Все это вызывало у меня такую ненависть, что, когда она скопилась, я совершил то, о чем теперь не жалею. Хотя если бы у меня был шанс повторить все сначала, возможно, я поступил бы иначе. Но не уверен, что это значит, будто я «реабилитировался» и «осознал свою вину».

Ну да ладно, я хотел рассказать вовсе не о себе, а об одном парне по имени Энди Дюфресн. Но прежде чем я вам о нем расскажу, нужно объяснить еще кое-что обо мне. Это не займет много времени.