Стая бешеных - Фридрих Незнанский

– Это вы сами решайте, – пожал плечами адвокат.

– Да нет, я не в том смысле. Я Аркадия Самойловича не брошу. Знаете, я его никогда не брошу. Это и непорядочно сейчас было бы. Мы с ним друзья. Я думаю теперь, как его выручать?

– Вот это вопрос на засыпочку, – сказал Гордеев. – Я бы мог вам посоветовать уговорить его все бросить сейчас же. Но тут речь идет о таких больших деньгах, что, боюсь, мой совет уже не поможет. Тут, знаете ли, о жизни подумать надо.

– В смысле?

– В смысле – остаться в живых. Он слишком сильно увяз во всем этом. А там, вы же знаете, вход – рубль, а выхода нет.

Виноградов снова схватился за телефон, снова стал набирать номер Кобрина.

Телефон не отвечал.

Когда Юрий Петрович вышел к своей машине, день уже слегка был тронут тлением предстоящего вечера.

Дома Гордеев неторопливо разоблачился от парадных доспехов и пошлепал голышом в ванную. Долго стоял под струей теплой воды, наслаждаясь журчанием. В голове прокручивались эпизоды прошедшего дня, но сейчас они казались ему лихо поставленным боевиком, в котором главный герой, несмотря на всяческие перипетии, остается победителем. Он сравнивал себя теперешнего с утренним смятенным человеком и удивлялся, как он мог так растеряться. Здесь, у цветного витража с изображением средневекового рыцаря, под сенью разросшейся хищной манстеры, которая смиренно опустила свои листья в ванну, Гордеев чувствовал себя как никогда защищенным.

Звонок в дверь вывел Юрия Петровича из блаженного оцепенения. «Кто это?» Гордеев накинул халат и заглянул в глазок. На площадке стояло неопределенного возраста существо в железных бигуди и прозрачном дождевике. Бешенство включилось внутри Юрия Петровича, словно электрический фонарик. Эта ненормальная старуха прибегала со второго этажа ругаться всякий раз, когда в квартире Гордеева работал кондиционер. Дело в том, что на первом этаже дома находился продуктовый магазин и аппарат выбрасывал воду на козырек этого заведения. Старуха жаловалась, что капли падающей воды раздражают ее своим шумом. Она писала во все инстанции, звонила на автоответчик Гордееву, угрожая расправой, привлекала к разбирательствам местное начальство. У Юрия Петровича чесались руки – сбросить когда-нибудь злобную фурию с лестницы. Но он никогда не признавался даже себе, что побаивается эту ненормальную старуху. Про себя он шутил, вспоминая Зощенко: «Она же может и вилкой ткнуть», справедливо полагая, что соседка способна на самые нетрадиционные поступки.

Разъяренная жалобщица давила звонок с настойчивостью идиотки, но Гордеев предусмотрительно не открыл ей. Вечер был испорчен. Он зло отключил кондиционер и долго мысленно обливал соседку потоками брани. Радости от этого занятия не прибавлялось. Тогда он решил, что много чести для дуры, если он проведет остаток дня в односторонних словопрениях, и усилием воли заставил себя заняться чисткой аквариума. Однако едва он поднял черную крышку – аквариум у адвоката был самый что ни на есть шикарный, – намереваясь щеткой провести по стеклу, как зазвонил телефон. Гордеев с остервенением рванул трубку – сейчас он покажет наконец соседке кузькину мать. Но звонили из «Эрикссона», Ободовская.

– Пастухову отправили в больницу.

– Как? Почему? Что случилось?

Машка, не ожидавшая таких эмоций от обычно всегда сдержанного юриста, испуганно пролепетала, что она не знает и что Ирина находится сейчас в Склифе. Гордеев бросил трубку.

– Кретинка!

Минуту он бегал по комнатам, пока не успокоился, рассудив, что это всего лишь его работа, очередной эпизод его нелегкой жизни, а потому не стоит так волноваться. Он стал набирать номер больницы. Длинные гудки означали, что наступил вечер и персонал покинул свои рабочие места. «Да должны же хоть где-то дежурить врачи, медсестры наконец», – злился Гордеев.

– Але! Але! – оживился Юрий Петрович, когда услышал в трубке кряхтение и треск. – Мне нужна информация о Пастуховой Ирине Алексеевне. Да… она поступила сегодня из следственного изолятора.

Уставший голос попросил Гордеева подождать, пауза затянулась минут на десять, адвокат уже стал терять терпение, когда кто-то на другом конце провода завозился.

– Вы слушаете? – Усталый голос захрипел, и Юрий Петрович напугался, что связь сейчас прервется.

– Да! – заорал он.

– Переломано два ребра, разорвано легкое. Последствия тяжелой асфиксии шеи.

– Как она? – бестолково тыкался Гордеев в трубку, которая уже жалобно сигналила короткими гудками.

«С клиентами творится что-то неладное», – мрачно пошутил про себя Гордеев.

На следующий звонок он уже отреагировал вяло.

– Юрий Петрович? Решил воспользоваться вашим любезно предоставленным мне номером телефона.

– Александр Борисович?

– Он. Хочу оставить вам информацию к размышлению. В кармане нападавшего на вас бандита обнаружена бумажка с номером телефона. – Турецкий назвал цифры. – Вы не узнаете этот номер?

– Узнаю, – упавшим голосом сказал Гордеев. – Это телефон Кобрина.

– Спокойной ночи, – сказал Турецкий.

Юрий Петрович, бывший хотя и чрезвычайно умным человеком, являлся тем не менее человеком своей эпохи. Каждый день, прожитый в наше время и в нашей стране, представлялся ему подарком небес. Теперь он успокоился и рассматривал покушение на свою жизнь скорее с аналитических позиций, чем с эмоциональных.

Не столько беспокоило Юрия Петровича то, что жизнь его могла трагически и нелепо оборваться, как то, почему это произошло. Кому нужна была его смерть? Пусть поведение Кобрина было подозрительно – даже весьма подозрительно, но это не было прямое указание на его виновность. Своими силами Гордеев не мог бы разобраться, но, к его счастью, к делу подключился «важняк» Турецкий. Гордеев теперь догадался, что Турецкий неспроста появился в Думе, стало быть, он уже давно интересуется делами Кобрина. А теперь покушение на Гордеева стало одним из эпизодов того самого большого дела, которое, по всей видимости, давно затеяла прокуратура. Оставив рассмотрение дела профессионалу, Юрий Петрович мог предельно сконцентрироваться на ближайших проблемах. Если бы однорукий убил его, Юрий Петрович перестал бы автоматически заниматься земными делами. Если же Гордеев уцелел, не было оснований бросать все. Две основные проблемы оказались в фокусе внимания: не было понятно, работает ли Гордеев на Кобрина или же он работает на мушке у Кобрина? Телефон в кармане у бандита был дан тому самим депутатом или же врагами депутата? Гордеев был убежден, что Кобрин недоволен своим постоянным адвокатом, но, как человек осторожный и думающий, вряд ли стал бы организовывать его убийство. Такое было возможно только в крайних случаях, скажем, если бы Гордеев вышел ненароком за пределы положенного ему знания и оказался обладателем изобличающих материалов о крупной антигосударственной афере. Это действительно произошло, но Кобрин об этом не знал и знать не мог. Да и узнай депутат про раскопки адвоката, он мог быть спокоен, это оставалось бы профессиональной тайной, не пошел бы Гордеев с заявлением в прокуратуру. Как адвокат, Гордеев по закону не имел права на разглашение тайн клиента. Гордеев занимался лишь выяснением частного вопроса своего клиента и проник в его рассмотрение ровно настолько, насколько позволяли обстоятельства.