Похождения бравого солдата Швейка - Ярослав Гашек

Высказавшись, капрал остался очень собою доволен и сталждать, что скажет на это вольноопределяющийся. Однако отозвался Швейк:

— За такие вот штуки, за придирки, несколько лет томуназад в Тридцать шестом полку некий Коничек заколол капрала, а потом себя. В«Курьере» это было. У капрала на теле было этак с тридцать колотых ран, изкоторых больше дюжины было смертельных. А солдат после этого уселся на мёртвогокапрала и, на нём сидя, заколол и себя. Другой случай произошёл несколько леттому назад в Далмации. Там зарезали капрала, и до сих пор неизвестно, кто этосделал. Это осталось погружённым во мрак неизвестности. Выяснили только, чтофамилия зарезанного капрала Фиала, а сам он из Драбовны под Труновом. Затемизвестен мне ещё один случай с капралом Рейманеком из Семьдесят пятого полка…

Не лишённое приятности повествование было прервано громкимкряхтением, доносившимся с лавки, где спал обер-фельдкурат Лацина.

Патер просыпался во всей своей красе и великолепии. Егопробуждение сопровождалось теми же явлениями, что утреннее пробуждение молодоговеликана Гаргантюа, описанное старым весёлым Рабле.

Обер-фельдкурат пускал ветры, рыгал и зевал во весь рот.Наконец он сел и удивлённо спросил:

— Что за чёрт, где это я?

Капрал, увидев, что начальство пробуждается, подобострастноответил:

— Осмелюсь доложить, господин обер-фельдкурат, выизволите находиться в арестантском вагоне.

На лице патера мелькнуло удивление. С минуту он сидел молчаи напряжённо соображал, но безрезультатно. Между событиями минувшей ночи ипробуждением его в вагоне с решётками на окнах простиралось море забвения.Наконец он спросил капрала, всё ещё стоявшего перед ним в подобострастной позе:

— А по чьему приказанию меня, как какого-нибудь….

— Осмелюсь доложить, безо всякого приказания, господинобер-фельдкурат.

Патер встал и зашагал между лавками, бормоча, что он ничегоне понимает. Потом он опять сел и спросил:

— А куда мы, собственно, едем?

— Осмелюсь доложить, в Брук.

— А зачем мы едем в Брук?

— Осмелюсь доложить, туда переведён весь наш Девяностопервый полк.

Патер снова принялся усиленно размышлять о том, что с нимпроизошло, как он попал в вагон и зачем он, собственно, едет в Брук именно сДевяносто первым полком и под конвоем. Наконец он протрезвился настолько, чторазобрал, что перед ним сидит вольноопределяющийся. Он обратился к нему:

— Вы человек интеллигентный; может быть, вы объясните мнепопросту, ничего не утаивая, каким образом я попал к вам?

— С удовольствием, — охотно согласилсявольноопределяющийся. — Вы просто-напросто примазались к нам утром припосадке в поезд, так как были под мухой.

Капрал строго взглянул на вольноопределяющегося.

— Вы влезли к нам в вагон, — продолжалвольноопределяющийся, — таковы факты. Вы легли на лавку, а Швейк подложилвам под голову свою шинель. На предыдущей станции при проверке поезда васзанесли в список офицерских чинов, находящихся в поезде. Вы были, так сказать,официально обнаружены, и из-за этого наш капрал должен будет явиться на рапорт.

— Так, так, — вздохнул патер. — Значит, наближайшей станции мне нужно будет пересесть в штабной вагон. А что, обед ужеразносили?

— Обед будет только в Вене, господинобер-фельдкурат, — вставил капрал.

— Так, значит, это вы подложили мне под головушинель? — обратился патер к Швейку. — Большое вам спасибо.

— Не за что, — ответил Швейк. — Я поступилтак, как должен поступать каждый солдат, когда видит, что у начальства нетничего под головой и что оно… того. Солдат должен уважать своё начальство, дажеесли оно немного и не того. У меня с фельдкуратами большой опыт, потому как ябыл в денщиках у фельдкурата Отто Каца. Народ они весёлый и сердечный.

Обер-фельдкурат в припадке демократизма, вызванногопохмельем, вынул сигарету и протянул её Швейку.

— Кури! Ты, говорят, из-за меня должен явиться нарапорт? — обратился он к капралу. — Ничего, брат, не бойся. Я тебявыручу. Ничего тебе не сделают. А тебя, — сказал он Швейку, — явозьму с собой; будешь у меня жить, как у Христа за пазухой.

На него нашёл новый припадок великодушия, и он насулил всемвсяческих благ: вольноопределяющемуся обещал купить шоколаду, конвойным — ром,капрала обещал перевести в фотографическое отделение при штабе Седьмойкавалерийской дивизии и уверял всех, что он их освободит и всегда их будетпомнить. И тут же стал угощать сигаретами из своего портсигара не толькоШвейка, но и остальных, заявив, что разрешает всем арестантам курить, и обещаетпозаботиться о том, чтобы наказание им всем было сокращено и чтобы онивернулись к нормальной военной жизни.

— Не хочу, чтобы вы меня поминали лихом, — сказалон. — Знакомств у меня много, и со мной вы не пропадёте. Вообще выпроизводите на меня впечатление людей порядочных, угодных господу богу. Если выи согрешили, то за свои грехи расплачиваетесь и, как я вижу, с готовностью ибезропотно сносите испытания, ниспосланные на вас богом. На основании чего выподверглись наказанию? — обратился он к Швейку.

— Бог меня покарал, — смиренно ответилШвейк, — избрав своим орудием полковой рапорт, господин обер-фельдкурат,по случаю не зависящего от меня опоздания в полк.

— Бог бесконечно милостив и справедлив, —торжественно возгласил обер-фельдкурат. — Он знает, кого наказывает, ибоявляет нам тем самым своё провидение и всемогущество. А вы за что сидите,вольноопределяющийся?

— Всемилостивому создателю благоугодно было ниспослатьна меня ревматизм, и я возгордился, — ответил вольноопределяющийся. —По отбытии наказания буду прикомандирован к полковой кухне.

— Что бог ни делает, всё к лучшему, — с пафосомпровозгласил патер, заслышав о кухне. — Порядочный человек и на кухнеможет сделать себе карьеру. Интеллигентных людей нужно назначать именно накухню для большего богатства комбинаций, ибо дело не в том, как варить, а втом, чтобы с любовью всё это комбинировать, приправу, например, и томуподобное. Возьмите, например, подливки. Человек интеллигентный, приготовляяподливку из лука, возьмёт сначала всякой зелени понемногу, потушит её в масле,затем прибавит кореньев, перцу, английского перцу, немного мускату, имбирю.Заурядный же, простой повар разварит луковицу, а потом бухнет туда муки,поджаренной на говяжьем сале, — и готово. Я хотел бы видеть вас в офицерскойкухне. Человек некультурный терпим в быту, в любом обыкновенном роде занятий,но в поваренном деле без интеллигентности — пропадёшь. Вчера вечером вБудейовицах, в Офицерском собрании, подали нам, между прочим, почки в мадере.Тот, кто смог их так приготовить, — да отпустит ему за это господь бог всепрегрешения! — был интеллигент в полном смысле этого слова. Кстати, втамошней офицерской кухне действительно служит какой-то учитель из Скутчи. А теже почки в мадере ел я однажды в офицерской столовой Шестьдесят четвёртогозапасного полка. Навалили туда тмину, — ну, словом, так, как готовят почкис перцем в простом трактире. А кто готовил? Кем, спрашивается, был ихний повардо войны? Скотником в имении!