Красный космос - Михаил Савеличев

То, что академик поначалу принял за валуны, вблизи больше походило на кожистые яйца рептилий. Огромных рептилий, так как по своим размерам яйца доходили Полюсу Фердинатовичу до пояса. Бурые, бугристые, покрытые густой слизью, они производили отталкивающее впечатление, но в то же время словно притягивали к себе своим безобразием. На их вершинах пульсировали крестообразные разрезы, откуда тонкими струйками и поднимался голубоватый пар, порождающий свечение.

Полюс Фердинатович поколебался, но все же сошел с пандуса и обнаружил, что стоит на слое песка, который, наверное, сюда принесли специально для яиц. Подняв фотоаппарат, академик сделал несколько снимков, и, когда глаза вновь привыкли к полутьме, ему вдруг показалось, что в ближайшем к нему яйце разгорается багровый огонь.

Стоя перед странным предметом, похожим на огромное яйцо рептилии, внутри которого разгоралось багровое свечение, Полюс Фердинатович ни за что бы не поверил, если бы кто-то ему сказал, что от возможной гибели его отделяет всего пара шагов! Он смотрел завороженно на медленно расходящиеся, будто лепестки растения, края яйца, между которыми натягивались и рвались тонкие нити слизи, затем в просвете показалось что-то бурое, пронизанное множеством красных прожилок, до отвращения похожее на кусок парного мяса, но живое, подрагивающее. Из отверстия резко вытянулись многосуставчатые лапы, похожие на длинные, мосластые пальцы. От неожиданности Полюс Фердинатович отпрянул назад, споткнулся и со всего маху сел на песок.

Не поднимаясь, Полюс Фердинатович медленно отползал к спиральному пандусу, не отрывая взгляда от яйца, которое дергалось и раскачивалось из стороны в сторону, рождая кошмарную тварь – безголовую, с плоским ребристым телом, из которого торчали длиннющие лапы со множеством сочленений и огромными когтями на концах, похожие на серпы. За телом тянулся такой же ребристый хвост, настолько длинный, что, когда тварь сползла по скорлупе на песок, он все продолжал вытягиваться из отверстия на вершине яйца.

Тварь, похожая на кисть руки, чье запястье оканчивалось хвостом, ощущала присутствие рядом Полюса Фердинатовича, потому что поползла к нему, неловко переставляя нелепые лапы, а затем вдруг остановилась, присела, длинный хвост свернулся спиралью, продолжая соединять ее с покинутой утробой, и прыгнула. Академик смотрел на взвившееся тело с растопыренными во все стороны лапами-пальцами, на бледное брюхо твари, в котором вдруг раскрылся зев со множеством похожих на иглы зубов, на падающее, как при замедленной съемке, яйцо, из которого выплескивается черная жижа, и думал…

Нет, ничего он не думал. А точнее, ничего не успел подумать, так как прыгнувшего пальценога вдруг перехватила невесть откуда возникшая огромная рука, стиснула ее, смяла так, что тварь лопнула, разбрызгивая всю ту же черную жижу, что вытекала из опрокинутого яйца.

«Ну, надо же, – промелькнула у академика очень одинокая мысль. – Ну, надо же».

Огромные толстые пальцы тщательно перетерли остатки пальценога и брезгливым движением стряхнули ее на песок.

Полюс Фердинатович одним рывком вскочил на ноги, развернулся и оторопел.

Ему вдруг показалось, что пальценогая тварь вовсе не превратилась в жалкие ошметки, а прилепилась к лицу возвышающегося над ним башней существа, обхватив того пальцами так, что открытыми оставались только глаза и свод огромного лысого черепа.

Длинный хвост твари несколько раз оборачивался вокруг шеи гиганта и свисал вниз, как хобот, дергаясь из стороны в сторону, судорожно сжимая и разжимая находящееся на его конце отверстие, густо поросшее жесткой на вид щетиной. От шеи до плоских ступней, непропорционально больших даже для столь огромного тела, гигант был закован в стальное облачение, напоминающее латы средневекового рыцаря.

Выглядел он настолько нелепо, что Полюс Фердинатович вдруг вспомнил, как смотрел с внучкой по телевизору какой-то мультфильм, в котором злой волшебник при помощи магического порошка превращал животных в людей. Одним из таких превращенных оказался слон. Непонятно каким образом, но мультипликатор явно вдохновлялся видом стоящего перед Гансовским существа. Слона, злым волшебством превращенного в некое подобие человека. Да еще с кошмарной тварью, присосавшейся к его… гм, все же – лицу. Ибо глаза у существа были самыми что ни на есть человеческими. Во всяком случае, очень на них похожими.

Но самое поразительное произошло потом.

Гигант протянул к Полюсу Фердинатовичу руку с зажатой в ней коробкой, в которой академик вполне мог бы поместиться, отчего у Гансовского мелькнула странная мысль: его сейчас в нее и упрячут, как забавного жучка, которого ребенок сует в спичечный коробок, чтобы затем прижимать к уху и слушать его шуршание внутри. Коробка завибрировала, на ее поверхности зажглись красные огоньки.

Гигант поднес коробку к глазам, словно бы желая еще раз убедиться в правильности полученного результата, затем наклонился к Полюсу Фердинатовичу и спросил по-русски:

– Вы коммунист?

Как только фантасты не представляли себе первый контакт! Да что там фантасты! Полюс Фердинатович, как и всякий ученый, космист, отнюдь не чурался сам отдавать дань искусству сочинительства рассказов и повестей о том, чего не было, и о том, что, возможно, будет. Писал он и о контактах с другим разумом, не только инопланетным, но и вполне земным, а точнее – подводным, где в качестве разумных существ у него выступали головоногие моллюски.

Но скорее можно вообразить себе головоногого моллюска, вопрошающего контактирующего с ним аквалангиста о последних успехах мелиоративного осушения болот Среднерусской полосы, нежели слонообразного гиганта, интересующегося партийной принадлежностью Полюса Фердинатовича. Да еще на родном для академика языке.

– Я – коммунист, – сказал Полюс Фердинатович. – С одна тысяча девятьсот сорок третьего года, – добавил он, хотя, очевидно, указание даты земного счисления мало что могло объяснить гиганту.

– Очень хорошо, – сказал гигант, непонятно к чему относя свою похвалу – к факту членства в Коммунистической партии Советского Союза или к вступлению в ряды коммунистов в самое трудное для страны время. – Ваше поле коммунизма очень сильное.

И только теперь Полюс Фердинатович сообразил, что имел в виду инопланетянин. Конечно же! Поле коммунизма!

– Пойдемте отсюда, – сказал гигант. – Здесь неуютно для вас.

Стены круглого и сводчатого отсека, куда гигант привел Гансовского, морщинились и ребрились, как будто под внешней, лишенной кожи мускулатурой живого существа проступали невидимые жилы, вены и кости. Как и все помещения корабля, данное неприятно напоминало внутренности вполне себе живого, дышащего и функционирующего существа.

Посредине стояло то, что академик Гансовский уже видел. Огромное, под стать гиганту, устройство, напоминающее помесь зубоврачебного кресла и микроскопа, где на месте приборного столика для образцов располагалось нечто вроде люльки, собранной из отливающих металлом сегментов, а на массивной дуге крепился тубус то ли микроскопа колоссальных размеров, то ли телескопа размеров хоть и не маленьких, но уступающих пятиметровому телескопу САО, на котором Полюсу Фердинатовичу приходилось в свое время проводить наблюдения.