Про Иону - Маргарита Хемлин
Шрифт:
Интервал:
Аркадий Моисеевич оставил у нее гнетущее впечатление. Глубокий старик, а делает вид, что еще ого-го. Сам еле передвигается, а помощь отвергает. Конечно, если бы лично Риммочка с ним провела беседу, а так — фактически посторонняя женщина явилась и предлагает свои услуги. А у человека самоуважение. Ему неудобно.
Мирра написала Римме письмо. Так и так, была у Аркадия Моисеевича, помощь отверг и прочее. Может, Риммочка выберет время и на денек-другой приедет в Ирпень, уговорит отца не противиться ради его же блага?
Ответа от Риммы не последовало. А приближалась зима.
Мирра говорит Иосифу:
— От тебя дома все равно никакой пользы, только одно раздражение. Поезжай лучше к Аркадию Моисеевичу, посмотри, как там, что. Может, он с мужчиной будет приветливей. Помоги, если надо.
Дала ключи от киевской квартиры, наведаться и туда.
Иосиф поехал неохотно. Разговаривать с живыми людьми он совершенно разучился. «Да» — «Нет», «Здрасте» — «До свиданья» — и то через раз у него выходило, а чтобы поддержать беседу или обсудить что-нибудь насущное — и подавно.
Так ли, сяк ли, поехал в Ирпень к Троянкеру.
Тот принял Иосифа благосклонно.
Слух у Аркадия Моисеевича улетучивался с каждой секундой, зрение тоже, а тут такое дело. Человек предлагает помощь.
Троянкер высказался на эту тему:
— Я сам справляюсь со всеми домашними надобностями, но мне хорошо, чтобы рядом был человек. А то я неуютно себя чувствую — вдруг внезапно умру, обнаружат не сразу, пойдет запах. Вся жизнь получится насмарку. Я, как медик, терпеть такого не могу.
Иосиф возразил:
— Во-первых, вам о смерти думать не надо, во всяком случае пока. Ну, слух вас подвел, ну, глаза… А внутри вы крепкий — вон и спина прямая, и шаг твердый. А запах — дело естественное. Мало ли что как пахнет…
— Ну да, вы правы. Я сгущаю краски, чтобы вы понимали, что предлагаете свою помощь человеку, уже одной ногой стоящему в могиле, — и рассмеялся. — Я вашу жену испугал своей резкостью. Но знаете, не хочется, чтобы женщина наблюдала мои немощи. Как-то нехорошо. А как же вы без жены? Вам нельзя отрываться надолго.
Иосиф рассказал, что дома в Козельце он бесполезен с любой стороны, а тут если от него окажется польза, так он только рад. Пару дней побудет, поможет. Признался, что не болтливый, а даже сумрачный, что это может раздражать Аркадия Моисеевича, и потому сразу предупредил, чтобы не вышло недоразумения.
Но старик обрадовался:
— Вот и хорошо, наконец-то не один буду молчать.
И обратился с настоятельной просьбой:
— Поживите, посторожите меня, пока зима. А соскучитесь по домашним — отправляйтесь в любой день. Вы тут никому не обязаны.
Иосиф приехал на пару дней, а застрял. И неделя прошла, и другая. Он вызвал Мирру на переговорный пункт. Сообщил о перспективах, о задержке. Разрешения не спрашивал, просто поставил в известность.
Мирра удивилась:
— Ну ладно, ты с нами не считаешься, но как же работа?
Иосиф промолчал и оборвал разговор короткими гудками.
Про работу он забыл. Две недели отпуска истекли. Теперь получается прогул. Стыдно. А предпринимать ничего не хочется.
Пришел с переговорного пункта и советуется с Аркадием Моисеевичем, как быть.
Тот аж руками всплеснул:
— Подумаешь, какая завидная должность, клуб сторожить! Увольняйтесь немедленно. Завтра же поезжайте и увольняйтесь по собственному желанию. Вы знаете, я человек совсем не бедный. Я человек состоятельный. Я вам буду заработную плату платить еще выше, чем в клубе. Просто так, потому что вы хороший человек. Даже если бросите меня, не волнуйтесь, я вам буду деньги присылать куда скажете. Только сейчас увольняйтесь.
И так на Иосифа посмотрел, что хоть что.
Иосиф съездил в Козелец, уволился, даже в дом не зашел — ни к детям, ни к Мирре. И снова к Троянкеру.
Едет в автобусе и сам себе удивляется. За четыре года до пенсии уволился, перед людьми стыдно — какое проявляет легкомыслие.
Это с одной стороны. А с другой — прикипел к старику буквально на пустом месте. Можно сказать, и двух слов с ним за все время не проговорил, а вот.
Аркадий Моисеевич встретил Иосифа особо: стол накрыл по-праздничному, что-то приготовил, как умел, постелил белую скатерть, вышитые салфеточки.
— Ну, Иосиф, вы такой подарок мне сделали своим самоотверженным поступком, что нельзя объяснить его значение. Мы с вами чужие люди, правду сказать. Вас ко мне в няньки определили, а я нашел сына. Вы так на меня похожи. Это я вам первый и последний раз говорю так много. И считаю, что отношения между нами выяснены раз и навсегда.
Иосиф хотел ответить в том же духе, но не смог. Не сумел.
Как-то собрался и рассказал Аркадию Моисеевичу про свой сарай. Тот заинтересовался. Попросился посмотреть. Иосиф обрадовался, так как переживал за сохранность содержимого, — теперь заодно и проверит. Внутрь он не заходил примерно с год.
Выбрали солнечный декабрьский денек и тронулись. По такому случаю заказали такси. Иосиф захватил деревянную лопату для снега.
А там — белое поле, замело по колено.
Сколько можно — подъехали, потом Иосиф прокладывал путь лопатой. Аркадий Моисеевич останавливался раз десять, на Иосифову руку обопрется, отдышится — и вперед. Всё молчком.
Пришли. Иосиф отвалил от двери снег лопатой, распахнул — пусто. Ни клочка, ни обломочка.
Закричал, за голову схватился.
Аркадий Моисеевич его утешает:
— Йосенька, не плачьте! Может, это ваша жена куда-нибудь в хорошее место все перевезла. Если бы воры, так они не церемонились бы, замок сбили бы, всё тут порушили. А вы же видите — полки на месте, чисто, стерильно, можно сказать.
Иосиф не слушал, плакал и кричал, как раненый. Посидели-посидели на лавке, попили чаю из термоса, поели хлеба с маслом и двинулись обратно.
Аркадий Моисеевич приговаривает:
— Ничего-ничего, ничего-ничего.
Иосиф отвечает:
— Ничего-ничего, ничего-ничего, вы только не волнуйтесь.
Утром пораньше Иосиф отправился в Козелец. Приехал — дома еще все спали. Растолкал Мирру и выдохнул:
— Ты в сарае была?
Мирра спросонок не понимает:
— В каком сарае? Иосиф, ты что от меня хочешь?
Иосиф рассказал про сарай и потребовал отчета.
Мирра заверила, что к сараю не подходила, так как и думать о нем не желает, не то что ездить по зиме.
На крик вышла Эмма, проснулись Марик и Ева.
Стоят все по росту у Мирриной кровати — лицом к Иосифу, а он сам по себе — перед ними, и смотрят друг на друга.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!