Нарушенная клятва - Кэтрин Куксон

— Она очень мужественная, — заметила Кэти.

— Как вам удалось спастись? — невпопад спросила Тилли.

— Вероятно из-за того, что я повела себя не совсем хорошо, — робко призналась Кэти.

— Что это значит?

— Я уже собиралась ложиться, когда пришел Дуг и тихонько постучал в окно. — Кэти виновато улыбнулась и начала свой рассказ. — Мы стали с ним разговаривать. — Кэти повесила голову. — И я позволила ему меня поцеловать. — Голова ее склонилась еще ниже, а голос упал до едва различимого шепота. — Тут мы очень испугались, но это было еще до нападения индейцев, потому что неожиданно появилась Луиза и напустилась на Дуга. Она говорила, что у него на уме плохое, что он задумал лишить меня доброго имени, что если бы ты и хозяин были дома, он не осмелился бы явиться ко мне, и что он быстренько сбежит — ищи ветра в поле. — У Кэти перехватило дыхание. Она тяжело вздохнула и продолжила: — В это время мы и услышали дикие крики. Ах, Тилли, что это были за крики! От них кровь стыла в жилах. Дуг замер, как вкопанный. Вопли становились все громче, началась стрельба, полетели факелы. Дуг скомандовал, чтобы мы забирали детей… Мы с Луизой полетели наверх и похватали их. Потом он быстро вывел нас через черный ход, и мы пошли через луг по траве. Я была босая, и мне очень хотелось кричать. Дуг все время подгонял нас. Наконец, мы вышли к реке, и там, не поверишь, он затолкал нас в какую-то грязную дыру. Первая пещерка оказалась слишком маленькой, туда мы все не поместились бы, и Дуг нашел другую. Нам пришлось лезть туда на четвереньках. Время от времени пещерку заливало водой и один раз она дошла мне до талии. Я думала, что умру от холода. Потом Вилли расплакался. Дуг связал ему руки за спиной, а в рот засунул платок. Я боялась, что он может задохнуться. А Жозефина даже рта не раскрыла. Думаю, ей уже приходилось попадать в такую переделку. И это выглядело так чудно, она даже не пикнула. И Луиза тоже молчала, а я… я не могла удержаться и все время охала и стонала, как свинья, которую собрались колоть. А все потому, что страшно промокла, замерзла и была вся в грязи. — Кэти шмыгнула носом и сообщила: — Потом он ударил меня по лицу, — она подняла глаза на Тилли и повторила, — да, ударил. И сказал такое, что меня чуть не вывернуло. Но охать я не перестала. Знаешь, что он мне сказал?

Тилли молчала, и Кэти затараторила снова:

— Никогда, до самой смерти не забуду его шепот: «Если они до тебя доберутся, вот тогда поохаешь! Заткнешься сразу! Они отрежут тебе груди и в глотку запихнут». Вот так он и сказал. Я ему тогда не очень поверила, но ныть перестала. Ах, Тилли, теперь я во все поверю, после того, что там увидела. — Кэти чуть не плакала. — Бедная Ма Первая, ее разрубили пополам и проткнули копьем. Диего и Эмилио — они были там. Но это еще ерунда по сравнению с тем, что они сотворили с мистером Портезом. Когда я подошла, он был прикрыт, как и другие. То, что от него осталось. А еще Первый, Второй и Четвертый, и бедняга Род Тайлер. Потом я услышала, как Мак рассказывал Дугу, что они сделали с мистером Портезом. Они прибили его к двери, и Мак сказал… на нем не осталось ни одной выступающей части. Они обтесали его, как полено, от носа до пяток. И ты знаешь, Луиза подошла к нему, да, да. Она подняла простыню и посмотрела на него. И ни один мускул не дрогнул на ее лице. Она мужественная, но у нее черствое сердце… Тилли, я хочу домой. О, я хочу домой. Домой, Тилли, домой.

— Ну же, успокойся, перестань плакать.

Прижимая к себе заливающуюся слезами Кэти, Тилли думала: «Они обтесали его, как полено, какой ужас! Боже, боже!» Она никогда не питала симпатии к Портезу, и даже больше, она ненавидела его. Что она сказала, когда они виделись в последний раз? «Придет день и вы будете рады смерти. Вы будете так одиноки, что порадуетесь и смерти». Но он умер не в одиночестве. Оставалась надежда, что Портез успел умереть прежде, чем они принялись резать его на части.

— Я хочу домой.

— Успокойся, пожалуйста. Если ты так стремишься уехать, мы постараемся отправить тебя домой.

— Но только с тобой. — Кэти вскинула голову. — Ты же тоже хочешь домой, правда?

— Да… я хочу уехать. Самое большое мое желание сейчас — сесть на корабль и отправиться домой. Но, Кэти, у меня есть муж. Несмотря ни на что, ему здесь нравится. Я его жена, а потому, куда он, туда и я.

Приласкав Кэти, Тилли направилась в спальню к человеку, который привязывал ее к этой варварской стране.

Прошел месяц. От набега индейцев не осталось и следа. На месте сгоревшего дома поднялся новый, но Луиза не торопилась вселяться в него. Ночевала она на тюфяке в гостиной Тилли, а остальное время проводила с Дугом и Маком, обсуждая планы на будущее.

Два дня подряд она ездила в Хьюстон по поводу завещания отца.

— Не удивлюсь, если он оставил все какому-нибудь десятиюродному племяннику лишь бы насолить мне. — Однако Луиза ошиблась в своих предположениях. — Я купила себе платье и жакет, — сообщила она вернувшись. — Я теперь очень богатая женщина.

Свалившееся на Луизу богатство ни малейшим образом не отразилось на ее характере. Новым было только то, что всюду, куда бы она не ехала с Маком или Дугом, к ним присоединялся Третий, которому чудом удалось спастись от резни. Все считали, что его взяли в плен команчи. Но через неделю он вернулся на ранчо жив и здоров, и рассказал, что с ним приключилось. В тот памятный вечер он взял из загона лошадь, чтобы прокатиться на ней, как проделывал до этого не один раз. Мак и Род Тайлер знали о его ночных прогулках, но помалкивали. В ту ночь страсть к лошадям и спасла ему жизнь. Не успел он вернуть лошадь в загон, как показался передовой отряд команчей. Они собрали всех животных и погнали в прерию пополнить свои и без того многочисленные табуны. Третий пустился в бега…

Шли упорные разговоры о серьезных мерах, которые предполагалось принять в отношении команчей. В штабах готовились приказы, составлялись планы массовой кампании. Но Тилли мало интересовали как слухи, так и работы, полным ходом шедшие на ранчо. Ее единственной заботой оставался Мэтью, состояние которого не улучшалось.

На предыдущей неделе к ним дважды наведывался врач, которого беспокоила рука пациента. Он приезжал и накануне.

— Боюсь, что положение очень серьезное, — сказал он, отзывая Тилли в сторону. — Началось общее заражение крови. Я ничем не могу помочь, остается только молиться.

Тилли подумала, что это, видимо, была его излюбленная фраза. И она с симпатией вспомнила доктора из форта, который не стал бы уповать на Бога, а попытался бы что-то сделать.

— А нет ли какого-нибудь лекарства? — поинтересовалась она.

— Я использовал все возможные средства, — ответил доктор. — Но у него сильный организм, будем надеяться и… молиться.

Был час ночи, слабо светила лампа с прикрученным в ней фитилем. Почти три часа провела Тилли на стуле у постели Мэтью и, вероятно, задремала, потому что вздрогнула, когда он коснулся ее руки.

— Что, дорогой, хочешь пить?