История Англии - Андре Моруа

Питер Лели. Портрет Джорджа Вильерса, 2-го герцога Бекингема. 1675

9. Поскольку Карл, признав свое поражение, был сдержан, то какое-то время могло показаться, будто установится спокойствие. Но даже самые мудрые находятся во власти событий. Все изменилось за несколько дней из-за лжи и тайны. Титус Оутс был бывшим англиканским священником и обратился в католицизм скорее ради корысти, нежели по убеждению. Он обладал низким, достойным презрения нравом и внушал ненависть к себе везде, где бы ни появлялся. Пожив у английских иезуитов в Сент-Омере и изгнанный ими, он вернулся в Англию без гроша за душой и в 1678 г. написал донос, в котором обвинил иезуитов в том, что они якобы организовали заговор, чтобы поджечь Сити, убить короля, заменить его братом Яковом, завоевать Англию с помощью голландцев и французов и восстановить католицизм. Этот донос он составил в двух экземплярах, один направил королю, другой — известному мировому судье сэру Эдмунду Берри Годфри. Чтобы представить себе, какой поднялся шум, надо вспомнить нервозность Лондона, Пороховой заговор, чуму, пожар и безумный ужас, который внушали иезуиты и папизм. У секретаря герцога Йоркского (будущего Якова II) был учинен обыск, в результате которого обнаружилась весьма компрометирующая переписка с отцом Лашезом, духовником Людовика XIV. Клеветнический донос раскрыл настоящую интригу. И тут второй театральный эффект: на дороге в окрестностях Лондона находят тело убитого Годфри. Кто его убил? Это остается тайной, но обывателям уже повсюду мерещатся вооруженные иезуиты. Даже женщины перестали выходить из дому без кинжала. Король, не веривший в заговор («Ну кто будет безумен настолько, чтобы убить меня? — говорил он своему брату. — Ведь это убийство поставит на мое место вас!»), был вынужден притвориться, будто напуган, и приказал удвоить охрану Уайтхолла. Напрасно несколько рассудительных умов ссылались на мерзкий нрав Титуса Оутса, на нелепость и бессмысленность этого преступления. Поскольку Годфри располагал всего лишь копией документа, который уже сполна произвел свое действие, вскоре и они, подвергнувшись настоящему шантажу со стороны общественного мнения, были вынуждены доказывать, что верят Оутсу, испугавшись, как бы их самих не приняли за папистов. Был развязан неслыханный террор.

10. С началом Реставрации в стране стали формироваться зародыши партий. Они родились из страстей гражданской войны. Англичане привыкли интересоваться государственными делами, и уже ничто не могло излечить их от этого. Одни, подобно былым кавалерам, были друзьями короля; противники окрестили их тори (Tories), то бишь ирландскими разбойниками, намекая, что они всего лишь замаскированные паписты. Но те подхватили это имя и отныне стали гордо его носить. Сами тори окрестили врагов короля вигами. Whigs — было сокращением от wigamores, так называли крестьян-пуритан с запада Шотландии. Виги считались бунтарями: «первым вигом был сам дьявол, Шефтсбери — вторым», но этот бунт оставался аристократическим. Тори были связаны с земельной собственностью и с Англиканской церковью, виги — с диссидентами и лондонскими купцами. Когда в 1679 г. в первый раз за семнадцать лет король созвал выборщиков, новые партии придали этим выборам тот вид, который сегодня имеют всенародные референдумы с их митингами, шествиями, яростными речами. Эти методы были шумными, но, без сомнения, придавали политической жизни характер спектакля и игры, что было залогом долговременного успеха парламентского правления. «Мы играем, — сказал Галифакс, — бросая друг другу в голову вигов и тори, как дети перебрасываются снежками».

11. На выборах 1679 г. победили виги, взяв себе «платформой» (и при этом весьма кривя душой) ложь Оутса. После своего успеха они в качестве первого опыта попытались сформировать конституционное правительство. Тайный совет из 30 членов должен был служить посредником между королем и парламентом. Этим советом руководили Шефтсбери, сэр Уильям Темпл, лорды Рассел и Галифакс. Его самый известный акт — закон Habeas corpus (1679); отныне любой арестованный англичанин (только не за измену) мог жаловаться судье, который должен был дать стражам арестанта приказ доставить его в суд за время, не превышающее двадцати дней. Тюремщику, который отказывался это сделать, грозил огромный штраф; судье тоже. Этот закон делал затруднительными незаконные заключения под стражу. Никакая другая мера не отмечает яснее границу, разделяющую деспотическое правление от режимов, основанных на свободе.

12. Своим успехом виги были обязаны страху перед католицизмом. Однако дело герцога Йоркского тоже было связано с католицизмом. Виги, сторонники радикальных мер, думали, что брата короля следует вообще исключить из числа наследников престола; легитимисты-тори полагали, что будет достаточно ограничить его власть. А если отстранить его, то кем заменить? По этому вопросу сами виги разделились. Одни держались за принца Оранского, супруга принцессы Марии и зятя герцога Йоркского, другие — за герцога Монмутского, незаконнорожденного сына Карла II. Король был за своего брата и против бастарда. Но очень скоро английскому народу, с его поразительным, свойственным толпе непостоянством, надоел террор вигов, и он забыл про Титуса Оутса. В 1681 г. Карл, не нуждавшийся более в палате общин, чтобы получить средства, поскольку получал их от Людовика XIV, смог, не подняв большого волнения, распустить последний парламент своего царствования, собранный в Оксфорде, подальше от лондонских толп. Тори одержали победу.

13. Англичане еще не научились той парламентской игре, при которой принятые всеми правила позволяли политическим соперникам чередоваться у кормила власти, не начиная сразу же после победы истребление побежденных. Вслед за торжеством тори и короля последовали гонения на вигов. Шефтсбери, преследуемый за мятеж (хотя и оправданный присяжными), был вынужден бежать в Голландию, где и умер. Остальные заметные виги: Эссекс, Рассел, Сидни — погибли в тюрьме или на эшафоте. Англичанами овладела настоящая мания мистической преданности королевской власти. Тори проповедовали доктрину непротивления королю, которая защищала их и против агрессивного возврата вигов, и против независимости кальвинистов. Филмер опубликовал свою книгу «Патриархи» (Patriarcha), где растолковывал, что поскольку король, будучи преемником патриархов, является отцом своих подданных, то любой бунт против него — отцеубийство. В этом припадке угодничества все предубеждения против Якова были забыты. Так что в свои последние годы Карл безнаказанно и бесстыдно жил на субсидии от Людовика XIV и терпел, пренебрегая английскими интересами, расширение его владений во Фландрии и на Рейне. Таким образом, король, с таким обаянием предавший Англию, две церкви, свою жену и всех своих любовниц, смог до самой смерти поддерживать свое сластолюбивое, опасное равновесие. «Когда я умру, — говорил он, — не знаю, что сделает мой брат. Но очень боюсь, как бы он, став королем, снова не пустился в разъезды… Хотя я позабочусь оставить ему мое королевство в мире». На своем смертном одре он впервые велел позвать католического священника и был соборован.

1. Карл II оставил в наследство своему брату деспотическую и почти неоспоримую власть. Официальная Церковь проповедовала божественное право и непротивление тирану. Парламент тори был готов предоставить королю пожизненное право на налоги. Карл, не поднимая лишнего шума, начал набирать постоянную армию в 10 тыс. человек, численный состав которой Яков собирался удвоить. Это было большим новшеством для английского монарха. Но страна спускала ему с рук все, желая, похоже, только спокойствия. Даже католицизм нового короля не вызвал яростной оппозиции. Англикане и диссиденты соглашались с тем, чтобы он исповедовал свою религию, лишь бы не пытался обратить в нее нацию. Если бы он, как и его брат, был сторонником компромисса, то мог бы царствовать в мире. Однако Яков II был упрям, энергичен, верен своим принципам и не слишком умен. Сравнивая двух братьев, люди говорили: «Король Карл мог понимать, если хотел, а герцог Яков хотел бы понимать, если бы мог». Он наивно верил, что раз Англиканская церковь проповедует непротивление, то и сама она не будет сопротивляться, если он решит ее уничтожить. Но в тот день, когда эта доктрина перестала совпадать с ее интересами, Англиканская церковь непременно обнаружила ее слабость. Король считал также, что может опереться на диссидентов, поскольку обещал им веротерпимость вместе с католиками, но это было как раз после отмены Нантского эдикта (1685) и прибытия в Англию бежавших из Франции гугенотов. А их рассказы отнюдь не стали для английских протестантов ободряющим примером.