GATACA, или Проект "Феникс" - Франк Тилье

Люси как в лихорадке подошла и протянула руку:

– Нет, спасибо, все в порядке. Я…

– Это моя приятельница и коллега из Лилля, – оборвал ее Шарко.

– Коллега из Лилля? – Он усмехнулся. – Моя первая жена была родом из Лилля, и я хорошо знаю этот город.

Нельзя было дать Люси возможность ответить, и Шарко немедленно сменил тему:

– Расскажи-ка мне, хотя бы в общих чертах, что показало вскрытие Ламбера.

– А почему бы тебе не спросить у ребят? Они только что ушли отсюда.

Шарко сообразил, что Белланже предпочел не говорить о том, что отстранил его от следствия, практически уволил.

– Ищи-свищи, – ответил он. – Они уже разбежались по домам, к женам и детям, а мне еще работать сегодня ночью. Это займет у тебя всего несколько минут, Поль, ты умеешь выделить главное. А мне как раз главное и важно.

Шене повернулся к коллеге:

– Схожу в морг и вернусь. – Не снимая запятнанного кровью халата, он сделал несколько шагов и добавил: – Заодно и это отнесу, – и взял в руки банку с желтоватой полупрозрачной жидкостью.

Шарко прищурился, ему показалось, что в банке – нечто, напоминающее человеческий мозг.

Они пошли вслед за доктором Шене по коридору. Поднимаясь по лестнице, Поль шепнул прямо в ухо Шарко:

– Я могу рассказывать при ней?

Шарко дружески положил ему руку на плечо:

– Поль, тебе придется кое-что для меня сделать. Главное: никому не проговорись, что мы были здесь, у тебя. Потому что я нарушил правила: на самом деле я уже не веду этого расследования, просто не хотел говорить об этом при твоем коллеге.

Судмедэксперт нахмурился:

– В таком случае ты ставишь меня в очень трудное положение. Знаешь же, что следственные материалы до поры до времени секретны, и…

– Знаю, разумеется. Но если тебя вдруг спросят, скажешь, что я тебе соврал. А я подтвержу.

Поль помолчал, потом кивнул:

– Ладно.

Больше он не задавал вопросов, все трое знали, что так лучше. Наконец они добрались до подвала. Шене нажал на выключатель, загорелись, потрескивая и разливая вокруг себя тусклый свет, люминесцентные лампы. Окон здесь не было, а были сотни стоявших вертикально и горизонтально металлических ящиков. Настоящая трупотека… В углу – мешки с одеждой и обувью, которые, вероятно, скоро отправят в печь для сжигания отходов. Люси отошла в угол и, стоя там, в сторонке, принялась растирать себе плечи. Ей было холодно.

Судмедэксперт поставил банку на стол у стены, подошел к одному из ящиков и потянул на себя крышку. Показался труп с синеватой, мягкой на вид, словно латексной, кожей, выступающие вены, казалось, сейчас прорвут ее. Все разрезы, сделанные от шеи до лобка, были тщательно зашиты: если семья потребует останки, труп должен выглядеть презентабельно. Шарко подошел поближе, встал совсем рядом с рельсами, по которым Поль выдвинул ящик. Запах разлагающейся плоти был сильным, но пока еще терпимым. Шене стал объяснять, указывая пальцем на разные части тела:

– Отца неоднократно ударили кочергой. То же орудие было использовано для того, чтобы разодрать ему все жизненно важные органы. Сломано несколько ребер, убийца продемонстрировал совершенно необычайную силу. Он действовал с удивительной жестокостью и очень быстро: всё было кончено за считаные секунды. Более точные детали, в частности касающиеся размещения ран, будут в протоколе, который я завтра отправлю твоему шефу. Если тебе надо его прочесть, придется как-то выкручиваться, потому что ни единой копии я сделать не могу, и ни одна копия не должна выйти из этих стен. Прости!

Шарко еще немножко посмотрел на искромсанное тело, потом покачал головой:

– Обойдусь. Теперь о сыне. Он-то, собственно, меня и интересует.

Шене вернул ящик на место и вытянул другой, рядом. Лицо у Феликса Ламбера было в прескверном состоянии, но кожа еще не посинела, оставалась желтоватой, а могучее тело заполняло всю внутренность ящика, как глыба льда.

– Как они похожи, – заметил Шарко. – Один и тот же нос, да и овал лица тот же…

– А что ты хочешь: кровные родственники, отец и сын, тут уж никаких сомнений. Причина смерти – перелом шейных позвонков. Здесь тоже смерть была мгновенной, вне всякого сомнения.

– Это точно: он выбросился из окна у меня на глазах.

– Тем не менее, даже когда причины смерти совершенно очевидны, мы обязаны провести вскрытие по полной форме: от А до Я. И должен сказать, иногда нас ждут сюрпризы, вот как здесь.

– Что ты имеешь в виду?

Шене указал на череп трупа. Скальп был водворен на место, но можно было разглядеть ровную красную черту, оставленную хирургической пилой.

– Когда я вскрыл череп, то сразу увидел, что мозг деградировал до последней степени, просто что-то невероятное. Он совершенно как губка, весь в мелких дырочках. Никогда в жизни не видел ничего подобного. – Судмедэксперт сходил за банкой. – Вот поглядите…

Заметить разрушения было очень легко: вся верхняя часть мозга и впрямь была в меленькую дырочку – так, будто тут поработали сотни крошечных грызунов. Действительно – ни дать ни взять губка!

– Что ж это такое? – спросила Люси, не скрывая тревоги.

– Похоже на инфекцию, которая медленно разрушала ткани мозга до тех пор, пока не привела их в такое вот состояние. Я сделал срезы другой части мозга, левого полушария, и тщательно исследовал их, думаю, что первые изменения в нем начались несколько месяцев тому назад… если не несколько лет. Повторяю: к такой картине привело медленное воздействие. У больных, страдавших синдромом Крейтцфельда – Якоба, более известного как синдром коровьего бешенства, наблюдалось примерно такое же превращение мозга в губку. Но в нашем случае я не смог выявить ни одной из известных мне инфекций. Все остальные органы ни в малейшей степени не затронуты.

Они стояли и молчали, Люси, сжав губы, смотрела на два распростертых перед ней тела и думала о Грегори Царно, который умер, разорвав себе глотку. А его мозг тоже был похож на губку?

– Вы считаете, что Феликс Ламбер мог убить двух туристов и своего отца из-за… из-за этой штуки?

– Да, связь мне кажется очевидной. Особенно сильно деградировали как раз те отделы мозга, которые отвечают за эмоции. Я бы даже сказал: эти отделы были оккупированы неизвестным захватчиком. И оккупация продолжалась в течение довольно долгого времени.

Люси подула на руки, чтобы согреть их. Открытие, сделанное судмедэкспертом, безусловно, ставило под сомнение виновность Грегори Царно: если его мозг был поражен тем же заболеванием, что у Ламбера, это могло побуждать его к действиям, идущим вразрез с его собственной волей, происходившим независимо от сознания. В голове Люси роились вопросы. Каким образом Феликс Ламбер подцепил «эту штуку»? Не она ли, «штука», больше всего и привлекала Стефана Тернэ? Но тогда при чем тут плацента и роды, почему акушер-гинеколог интересовался Царно задолго до того, как тот появился на свет? Могло ли «лечение» – допустим, какие-то препараты, введенные матери до или во время беременности, – спровоцировать такой ужас у сына? И какое, черт возьми, отношение все это вместе имеет к амазонским джунглям?