Разлом - Вячеслав Грацкий

— Все хорошо, Ральф, — тихо отозвался Роланд.

— Каранелиец! Смотрите! Это карнелиец! — прошелестело среди неко.

4

Роланд не спеша огляделся. Окружившие их воины не были обычными неко. И дело было не только в мечах. «Белоголовые».

Так их называли за белые повязки, которые они надевали в бою. Некоторые, правда, предпочитали красить волосы и шерсть на голове в белый цвет, но тогда им приходилось большую часть времени проводить под капюшонами, так что большинство предпочитало повязки. Они быстро одевались и легко снимались, позволяя неко мгновенно растворяться в лесных зарослях.

Они не были отдельным племенем. Это были самые обыкновенные с виду неко. Они зачастую и жили как все — охотились, заводили семьи и растили детей. Но — до поры до времени. До того часа, когда они брали оружие в руки и уходили в ночь. И тогда они становились «белоголовыми» — жестокими и беспощадными убийцами.

Нельзя сказать, чтобы обычные неко отличались великодушием, но, как правило, они убивали только воинов. «Белоголовые» же вырезали поголовно целые селения инуров и карнелийцев, не щадя никого — ни детей, ни женщин, ни стариков. И они никогда и ни с кем не заключали мира.

На тех, кто стоял сейчас перед Роландом, не было повязок, но он заглянул в глаза вожаку и сразу все понял.

Покосившись на девушек, карнелиец сдвинул брови.

— Их оглушили, — сообщил Ральф. — А вот Брену не повезло.

— Я вижу, — глухо сказал Роланд.

Он, не отрываясь, смотрел в глаза вожака. Карнелиец был еще слаб, стоять на ногах стоило немалых усилий, но Роланд стоял, стиснув челюсти. На лице проступил пот, но он и не подумал его вытереть — проклятый неко мог и по движению руки догадаться о его слабости.

Все силы, что были еще у Роланда, он вложил во взгляд. И вожак неко, в конце концов, отступил. Возможно, что пот и стиснутые зубы он принял за едва сдерживаемую ярость? Кто знает... Но, так или иначе, повинуясь жесту вожака, неко стали пятиться.

— Уже уходите? — инур с усмешкой шагнул вперед.

— Так значит из-за этого мясника ты был такой смелый? — презрительно скривился вожак.

Неко один за другим бесшумно таяли в лесу.

— Я не прощаюсь, инур, как-нибудь встретимся, — бросил вожак напоследок.

— Жду с нетерпением! — прорычал Ральф. — Только не забудь прихватить еще десятка два своих уродов...

— Я так и сделаю, инур, — донеслось уже из леса.

— Вот поганая тварь! — процедил Ральф. — Ты слышал, Роланд? Эй, что с тобой?

Роланд постоял еще какое-то время, напряженно ловя малейшие шорохи из леса. И только убедившись, что неко ушли, он позволил себе расслабиться. Тотчас пошатнулся и, поддерживаемый Ральфом, присел возле костра.

— Где мы? — прошептал Роланд. — Помню как взял в руки меч, а потом... потом ничего... Что со мной было?

5

Утром, похоронив Брена, они отправились в путь. Селена, не отходившая до этого от карнелийца ни на шаг, теперь шарахалась от него как от зачумленного.

Она не знала как ей относиться к Роланду. Теперь, когда он был на ногах, когда не нужно было заботиться о нем, не нужно было молить Бога о его выздоровлении, она не знала, что делать. Она была в полной растерянности.

Селену с детства готовили служить Господу. Она всегда знала, что Его и только Его она будет любить всю жизнь, и только Ему она посвятит себя без остатка. Она была уверена в этом и теперь. Одно только не давало ей покоя. Те несколько минут, проведенных над бездыханным телом Роланда. Несколько минут, в течение которых ей показалось, что она может любить не только Спасителя.

Но сейчас, спустя несколько дней, она готова была винить во всем Эльвиру. Возможно, именно ее темное влияние заставило думать, будто Селена может любить кого-либо кроме Господа. Селена поклялась не выпускать ее больше никогда, и принялась молиться с этого дня в два раза чаще.

1

Несколько дней они шли по лесу, натыкаясь на следы тварей из Разлома. Загаженная земля, переломанные, поваленные деревья, с начисто объеденными кронами и корой, жалкие остатки кустарника, съеденного почти до самых корней, останки растерзанных зверей, нередко попадались и кости самих чудищ, очевидно, пожранных более крупными собратьями.

Один раз наткнулись на уничтоженную деревеньку неко. Все домики были разрушены, от жителей не осталось и следа, если не считать пары-тройки обглоданных костей, завалившихся в укромное место.

— Они пожирают все живое, — заметил Тирри с плеча Роланда.

— Как эти чудища могут тут выжить? — задумчиво спросил Роланд. — Они ведь жили в Разломе, и там всегда стоял туман, прикрывавший их от палящего солнца? Но здесь? Даже несмотря на густую тень, тут хватает света... Как они могли так далеко зайти?

— Чудища... — пробормотал Тирри. — Что за варварский термин! Умные люди называют этих созданий мутантами. В этом кроется причина их живучести.

— В правильном названии? — улыбнулся Роланд.

— Слово «мутант» происходит от слова «мутация», — заметил Тирри. — Что означает определенные изменения в природе живого организма, позволяющие ему адаптироваться к изменяющимся условиям существования...

— Тирри! — сдвинул брови Роланд. — Прекрати!

— Ладно-ладно, — вздохнул зверек. — Так тяжело общаться со слабыми умами... В общем, никакие это не чудища, это мутанты. И если они смогли устроиться в гнилых болотах Разлома, что помешает им выжить здесь? Они снова изменятся, приобретут новые формы... Конечно, странно, что за столько короткий срок, но...

— И станут еще чудовищнее? — ужаснулась Селена.

— Ну, это зависит от точки зрения! Вы же, люди, не считаете нас с инурами чудовищами? А мы ведь тоже мутанты.

Шедший последним Ральф навострил уши:

— Эй ты, мелкий! Как ты меня назвал?

— Успокойся, — Тирри помахал инуру лапой. — Ты должен принять эту правду. Да, я понимаю, это больно, мне тоже было плохо поначалу, когда мудрецы Аламара открыли мне истину, но теперь...

— Какую еще истину? — зарычал Ральф. — Мы были созданы Господом в поучение людям, это знают все Измененные.

— Да кто спорит? Но не сам же он нас лепил из глины. Произошли определенные мутации в доселе неразумных тварях вроде кошек или собак.

— Тирри! — Ральф погрозил ему кулаком. — Ты что несешь? Может твои предки и вышли из каких-то там сусликов, сурков или еще каких крыс, но мы, инуры, не имеем никакого отношения к собакам. Хотя, должен заметить, питаем к этим существам уважение.

— Вряд ли суслики или сурки, — задумчиво отозвался Тирри. — Но, если подумать, неисповедимы пути мутации.