Мистика - Тамара Шатохина

    Поняв всю степень своего попадания, он  закрылся от нее, проявил выдержку и силу воли, боясь оскорбить ее любовь даже намеком на возможность отношений с  кем-то другим, кроме Ивана – с ним, например.  Боялся решительного отказа – своего рода трусость, он осознавал это.  Тут рулило понятие кота Шредингера: пока не выяснил что-то окончательно, варианты еще есть. Но и оставить ее вот так – в  чужой квартире, он  уже не мог. Тем более – с  Анечкой.  В груди что-то болезненно сжалось, потому что у него  могла быть дочка, похожая на него –  крохотная и милая, пахнущая своей мамой.  Или мама – ею?  У них был один на двоих запах – теплый и уютный.  Так пах свой дом, семья…

   Размышления Николая прервал стук в дверь.  За ней стоял Соловьев и хмуро смотрел на него.

-  Войду?

-  Зайди.  Тоже не спится?  Почти два ночи…

-  Скажи – зачем ты целовал ее?  Не мог просто переждать, блин, пока баба придет в себя?  Потом объяснить… - уставился на него Соловьев, садясь на стул,  упираясь ладонями в колени и подаваясь к Николаю – поза агрессии.

    Тот подавил в себе желание одернуть и выпроводить гостя – за пару дней  между ними установились неплохие отношения, и брат Алены нравился ему.  Да и разговор был важным, поэтому ответил максимально честно:

-  Притянуло… накатило.  Первый раз такое – объяснить не смогу.

-  Чего тогда вел себя, как робот?  Ты ж летел туда – к ней, что поменялось?

-  Она любит Ивана.  Ей  нужно время - минимум.  А, скорее всего, это навсегда и других у нее уже не будет, -  ответил Николай, напряженно ожидая потом от  Соловьева  опровержения своих слов.

-   Во, ты загнул судьбу сеструхе! – покачал тот головой, - я  ее знаю, поэтому скажу тебе так – если кто и будет, то это только ты.  Если оно тебе, конечно, нужно.

-   Я не знаю… -  начал Николай, но Соловьев вскочил, не дав ему закончить, и прорычал:

-  Та и сваливай тогда, не мути воду!

    И быстро вышел за дверь, захлопнув ее, а Николай договорил:

-   …  смогу  ли составить конкуренцию Ивану.  Но попытаюсь.

   Эту ночь он почти не спал, размышляя и строя планы.  Их еще нужно было скорректировать, и утром он позвонил своему другу по войне в Москву и попросил устроить ему в эти два дня разговор в кадрах.  Понимал, что даже если решится на перевод, то это будет перевод в другой род войск, а такие вопросы решаются на уровне министерства.   Решаются долго, и не факт, что положительно.   А части какого рода войск дислоцируются в районе этого города?   Это нужно  узнать…  смешно будет, если это танковые войска, в этом будет определенная ирония.  Особенно, если он все же решится на перевод, он состоится, но будет напрасным  -  Алена не оценит.  А звать ее сейчас  с собой бесполезно.

   Можно вернуться и жить, как жил – дружить со знакомыми людьми,  служить там, где тебя знают и ценят, жить в своей собственной квартире – с хорошим ремонтом и мебелью.  Встречаться с  Вероникой ради секса, а когда она захочет большего, то расстаться с ней и найти другую и трахаться с ней  – скучно, технично…  И никогда не встанут на теле волосы дыбом от их стонов, никогда  не заслонят они собою окружающий мир, отсекая от него сознание и оставляя только ощущение, что ты нашел свой дом и тебе в нем охренительно хорошо!

   Утром, перед тем, как уехать, он разбудил злющего, не выспавшегося Соловьева и  мирно попросил его:

-  Узнай и скинь мне – какая сумма нужна на то, чтобы достроить дом для Алены и Ани?

-  А ты у нас миллионер?  Солдатики в Хабаровске не доедают? -  наглел сонный мент.

-  В редкие свободные часы я  консультирую по финансовым вопросам.  Денежное довольствие тоже достойное.  Родным людям помочь могу.  Аня мне родня.

-  Чувство долга  тянет на финансовое дно?  Дом намечается дорогой – Алена архитектор и  для своей семьи захочет сделать все самое лучшее.  Даже если это  растянется на годы.

-  Это хорошо, - поправил  Николай сумку на плече, - я  планирую жить там вместе с ней.

-  Она не возьмет деньги от тебя.

-  Ерунда.  Скажешь – от вашей семьи.   Или, на крайний случай,  анонимно погасишь ее кредит.  Что-нибудь придумаешь.  Давай…

-  Давай… - пробормотал Соловьев,  прикрывая дверь номера и делая вывод:  - Хороший втык всегда на пользу.  Спасибо за науку, батя.

   Подождала, когда  такси скроется за углом и нога за ногу поплелась обратно в квартиру Ирки.  Дышать было трудно, что там лепетала в конце Кольке, вообще не помнила. И почти ранки от ногтей на ладонях… чтобы не сорваться и не заорать:

-  Да взгляни же на меня внимательно!  Ну,  вспомни же меня, Ваня!

    Это сильно!  Это слишком... Пронзило осознанием, а  радости нет. Почему нет радости?   Ждала, что будет не так…  и, наверное, не очень уверена - может, просто совпало?  Опять нет ясности, только вдруг -  озарение и сразу же – сомнения.  А хуже неопределенности только бессильное отчаяние.  Я любила, чтобы «да – да», а  если  нет, то уж нет.  Мне.  Нужна.  Ясность.  А сейчас нужно просто  пережить тот факт, что это может быть Ваня и  ему на фиг оказалась не нужна я!  Пережить и хотя бы немного успокоиться,  а то даже думать трудно - мысли мечутся.

   Если душа  теряет свой дом, то куда она девается?  Что-то там о чистилище…  проще говоря – она на передержке.  Потом ей определяют место, или она сама его ищет и находит.  И вот, представим себе, что эта душа уже в новом теле, а это пока всего лишь оплодотворенная яйцеклетка.  Тогда вариантов только два – или никакого переселения душ нет, и тогда святой отец прав.  Или же  опыт прошлой жизни, а соответственно и память о ней, к новому телу  не прилагаются.  Вывод –  если человек в другом теле, то он не может помнить прошлого.  Сохраняется только самая его суть – психотип, скорее всего. А остальное нарабатывается опытом новой жизни.  И тогда  поцелуй без языка не отличительный признак особенности поведения Вани, а дань тому времени.  А французский поцелуй  Николая – результат  жизненного опыта, обретенного в наше время.  И я  что – всерьез ждала, что Ваня предстанет передо мной в промасленном комбинезоне и скажет:

-  Вот он – я, явился к тебе, как и обещал?

   Бред же… чем я только думала?   Но эти двое мыслят одинаково.  У них одинаковая реакция на один и тот же вопрос, больше того – ответы почти слово в слово.   Сейчас, когда я стала что-то понимать и соображать…  осознание собственной тупости опустило себя любимую,  как особь мыслящую,  ниже плинтуса.

   Присела на лавочку возле подъезда,  прикрыв веки и вспоминая дословно.   Я спросила тогда Ваню:

-  Ты любишь липу?

-  Какую Липу?  Что ты…  дерево? – не сообразил он сразу, а потом понял – о чем я, и  улыбнулся: - Смешная… Нет, липу я не люблю.

    И объяснил еще, почему не любит.  А  Николай? Он ответил: