Цветок яблони - Алексей Пехов

Еще один смех, впрочем, волшебник отказался от комментариев и в задумчивости изучил странную клетку.

— Струны лютни Миерона. Ты уничтожила инструмент?

— Лет сто назад. Но струны пригодились.

Милт пару раз хлопнул в ладоши, приветствуя ее смекалку:

— Не умеешь играть и петь, чтобы как он, останавливать распространение тьмы. Но додумалась, как удержать это странное существо. Запереть его в темницу.

Он приблизил взор, изучая белую крысу. Ее глаза были закрыты, она тяжело и редко дышала, словно вот-вот собираясь околеть.

— Интересный образ. От него совсем не ощущается угроза. Это точно то, что пришло в тело Мальта?

— Его остатки. На самом деле он выглядел иначе, — она поежилась. — Миерон был прав. Те, кто жил в мире, который мы назвали той стороной, были не рады, когда мы открыли к ним дверь и сделали… все, что сделали.

— Я тоже был против, если ты забыла, и поддерживал его. Почему ты не убила эту тварь?

— Я ослабила ее, забрала все силы, — Мири показала ему клок своих волос в уже засохшей крови Моратана. — Но убить не смогла.

— Почему? С шауттами ты справляешься легко.

— Это не шаутт. А в моем плетении, несмотря на нити из мира солнц и лун, отсутствует нужная. Такой вообще сейчас нет ни у кого в мире.

— «Сейчас нет в мире»? — Милт поставил клетку, поднял бровь. — Но появится? Ты видела?

Она сделала еще глоток, подержала вино во рту, чувствуя легкое опьянение.

— Вэйрэн уничтожил всех моих прях. Придется начинать заново и с новыми людьми. Я знаю, что следует сделать, чтобы правильная нить появилась. А будет или нет, это уже как сплетутся события. И если все получится, тогда оно умрет, — Мири похлопала по прутьям. — Пока же ничего не кончено.

— Ты оставишь его здесь?

— Да. Спрячу получше. На какое-то количество эпох сил струн хватит.

— А что потом?

— Все пойдет своим чередом. А я буду готова.

Милт в задумчивости коснулся ножа:

— Значит, теперь каждый из нас идет своей дорогой и успевает то, что успеет. Наша цель добить эту тварь. И остановить того, кто подталкивал Вэйрэна. Ибо ничего не кончено. Перчатку предлагаю оставить здесь же.

— Да. Так и задумано. Ее время придет. Куда ты пойдешь?

— Уйду с таувинами. Им нужен учитель. Они слишком заражены мыслями Моратана, в них не так уж и много света. Попробую не дать им скатиться в полную тьму. Темный таувин — что может быть хуже?

— Они заражены, — кивнула Мири. — И, боюсь, ученики Мерк станут для них врагами. Это вопрос ближайших веков. Рано или поздно они встретятся, вспомнят старые обиды, столкнутся лбами, когда нас с тобой не станет. Если между ними начнется большая война и какая-то сторона выиграет, уничтожив другую, мир потеряет важную деталь силы. Это недопустимо в грядущей войне. Для будущего.

— Сделаю все, что смогу. Лет двести у меня еще есть.

— Куда ты направишься?

— На запад. Как можно дальше на запад, чтобы ученики Мерк на востоке были в недосягаемости. Хотя бы какое-то время. А ты?

— На юг. Я создам место, где научу людей пути силы. Чтобы, спустя поколения, они смогли дать мне нужную нить.

Милт чуть недоверчиво хмыкнул:

— Ты доживешь?

— Это тело — нет. Этот разум и память? Боюсь, что тоже нет, но грядущее шепчет мне, что я вернусь.

— И какой ты будешь?

— Надеюсь, мужчиной, — серьезно ответила она. — Быть женщиной во времена, подобные нашему, слишком тяжелое испытание.

Он рассмеялся и обнял ее. Едва ли не впервые за годы, что они знали друг друга.

— Прощай, сестра. Надеюсь, у тебя выйдет. И все, что мы делаем, не напрасно.

— Прощай, — ответила она ему, и когда он ушел, забрав с собой и меч и колокольчик, осталась в беседке в одиночестве.

Мири достала из сумки браслет, повертела в руке, думая, не стоит ли оставить его здесь, вместе с клеткой и перчаткой, а после недолгого колебания убрала обратно.

Огонь догорал. Падал снег, укрывая апельсиновый сад. На дне кружки оставалось уже остывшего вина на один глоток. Она допила, чувствуя тяжелый, сладкий вкус, думая о том, сколько еще предстоит сделать.

Удар колокола.

Звук.

Надежда.

Моя дорогая жена. Я уже шестой месяц путешествую по землям северных герцогств. Это страна варваров, не знающих, что такое правила и законы. Их мир странен, еда отвратительна, привычки дурны. Но хуже всего, что тут постоянный холод, а солнце тусклое. Они не понимают, что такое тепло. Что такое лето. Что такое солнце, которым Шестеро благословили нашу землю.

Отрывок из письма дагеварского купца

Фургон. Дорога. Скрип.

Мягкий ход. Плавное покачивание, словно под колесами стелилась не дорога, а шелковая волна.

Да и не под колесами. И не фургона. Лодки.

Умиротворяюще.

Это дарило Шерон странное спокойствие. Она скользила между полусном и явью, хватаясь за сладкие пьянящие грезы, точно за последнюю надежду, возвращаясь в детство. В рыбацкую лодку отца, в холодные туманные фьорды.

Цирковой фургон дарил ей это. Наполнял надеждой. Могла ли она подумать, что путешествие с «Радостным миром», их путь через Накун, всего-то несколько недель выступлений в деревнях и маленьких городках, принесут ей столько невероятного счастья?

Гомон толпы, аплодисменты, разговоры у ночных костров, беззаботный смех, захватывающие истории, теплый уют, семья. Впереди — все хорошо. Конечно же, все будет хорошо. После большой ярмарки у них еще икороткое представление недалеко, у Мокрого камня.

Это название отчего-то вызвало у нее смутную тревогу. Воспоминание. И Шерон вскинулась, просыпаясь.

Фургон уже стоит. Где-то слышно тихое конское ржание, затем гудение шмеля. Темнота вокруг, на лице что-то… она зашарила руками, поняла, глаза закрывает повязка. Попыталась снять, но та держалась крепко.

— Эй, — негромко позвала указывающая.

Встревоженные голоса. Шаги. Шорох отодвигаемой ткани.

— Госпожа! — Чья-то рука коснулась ее руки. Голос смутно знакомый. Она узнала Серро. — Секунду, госпожа. Я развяжу узел. Сейчас яркий день. Будьте осторожны, пожалуйста.

Повязка, так сильно давившая, упала с глаз, Шерон сощурилась от солнечного света, проникавшего через неплотно запахнутый полог. Действительно, фургон. Но не цирковой. Не тот, что стал ее домом и укрытием в воспоминаниях о приятных коротких днях.

Дощатый пол, соломенный матрас, солнце, пытавшееся дотянуться до нее сквозь тканевую крышу. Рядом Тэо. Спит.