Портрет лива в Старой Риге - Гунар Рейнгольдович Приеде

еще не умели, латыши тоже. Стена Мейнхарда считалась самой первой, но теперь выясняется, что на этом месте у Даугавы что-то было еще раньше!

А у р е л и я. Интересно.

Т а л и в а л д и с. Серые и красновато-коричневые камни скреплены известковым раствором!

А у р е л и я. Что говорят ученые?

Т а л и в а л д и с. Мне ведь они не говорят.

А у р е л и я. Ничего?

Т а л и в а л д и с. Ну, указывают, например, что десять сантиметров туда или сюда, на мой взгляд, может, и мелочь, когда я рисую скелеты, но в археологии все же так не принято…

А у р е л и я. От меня тебе и за десять миллиметров влетело бы.

Т а л и в а л д и с. Иногда они, ученые, абсолютно теряют чувство юмора. Например, когда я пририсовал к спиралеобразному кольцу девичью руку с цветком ромашки.

А у р е л и я. У меня нет слов.

Т а л и в а л д и с. Разве так не могло быть? Я просто реставрировал.

А у р е л и я. Идем?

Т а л и в а л д и с. Еще на верхушке башни солнце… (Выходит на балкон.) Поистине впечатляющая кастрюля на конце жерди, сочная… Ой, как тут приятно. От реки веет какой-то подвальной прохладой и черной смородиной… Не будь этих проклятых комаров, я охотно бы спал на балконе.

А у р е л и я. В комнате тебе плохо?

Т а л и в а л д и с. Хорошо, но вы из-за меня вынуждены спать у соседки.

А у р е л и я. В пустой квартире, соседи благодарны и радуются, что я за ней присматриваю.

Т а л и в а л д и с. Все же. (Возвращается в комнату.) Вы им, этим девушкам, сказали, знакомя нас, — «Мой единственный сын»…

А у р е л и я. Ты почувствовал себя шокированным?

Т а л и в а л д и с. Нет, совсем наоборот, я… но имею ли я право в этой связи вас кое о чем спросить?

А у р е л и я. Ну, о чем же? Спрашивай!

Т а л и в а л д и с. Вы это просто так, в шутку сказали, или вам так кажется?

А у р е л и я. Ну что это за слово, кажется… Ты меня называешь тетей, хотя мы совершенно чужие люди, однако пять долгих лет, не мне тебе говорить, я была твоей матерью, и потому ты все еще, нравится тебе или нет, мой сын.

Т а л и в а л д и с. Спасибо, тетя Аурелия, и мне нравится.

А у р е л и я. Ты снова у меня, уже почти неделю, и я счастлива, не скрою. Я готовлю тебе еду, жду тебя домой… Как тогда, из школы… Ты вошел в мою биографию, так же как я в твою, и об этом можно не говорить, но забыть этого нельзя, и сделать так, будто этого не было, невозможно.

Т а л и в а л д и с. Из всех отцовских жен, включая родную мать, какие-то теплые чувства я испытывал только к вам, тетя Аурелия. Совершенно серьезно.

А у р е л и я. Я продержалась дольше всех. К другим ты не успевал привыкнуть.

Т а л и в а л д и с. Возможно, но не только потому. Помню, мне нравилось ваше имя, а также необычайно нравилось, когда вы смеялись. Наши вечно холодные, мрачные комнаты тогда становились как бы теплее и уютнее, правда!

А у р е л и я. Открытие: смех как источник тепла.

Т а л и в а л д и с. Помню также, как вы ушли от нас, громко смеясь.

А у р е л и я. Тебя не было дома.

Т а л и в а л д и с. Вы думаете?

А у р е л и я (нервозно). Я уверена.

Т а л и в а л д и с. Вы неожиданно вернулись из Огре, из санатория, и та, что успела занять ваше место, со страха заперлась в ванной… Как вы смеялись!

А у р е л и я. Где же ты притаился?

Т а л и в а л д и с. Нигде, в своей каморке, просто вы не зашли… У меня до сих пор звучит в ушах, как вы…

А у р е л и я. Ну, ну, ну, ну!

Т а л и в а л д и с. Наверно, потому, что этот смех был в нашем доме последним. Дверь за вами с треском захлопнулась, в коридоре еще что-то упало и разбилось, и наступила мрачная тишина, которая царит по сей день… Вы тоже так больше не смеетесь.

А у р е л и я. Да не из-за чего.

Т а л и в а л д и с. Она жила у нас недолго, потому что вернулась мать после развода со своим вторым мужем. Матери все еще принадлежала половина дома, потому что отец не смог или не захотел выплатить ей то, что присудил суд, вот мать и вернулась. Теперь оба, и отец и мать, на пенсии и занимаются садом. Теплица и тому подобное.

А у р е л и я. Я сразу тебя узнала, когда ты вошел… Родители знают, где ты находишься?

Т а л и в а л д и с. Отчасти.

А у р е л и я. Как это понимать?

Т а л и в а л д и с. Я информировал их в общих чертах, большего они не хотят и не требуют. Крупным штрихом, так сказать. Работаю в Икшкиле, живу в Огре, здоров, с приветом, Таливалдис, точка.

А у р е л и я. Точка, еще бы… А адрес для переводов?

Т а л и в а л д и с. На хлеб летом зарабатываю сам.

Стук в дверь.

А у р е л и я. Пожалуйста! Входите!

Входит  З и н т а.

З и н т а. Это я, извините…

А у р е л и я. Забыла что-нибудь?

З и н т а. Нет…

А у р е л и я. Ну, говори! Что-то случилось?

Т а л и в а л д и с. Мне, может, выйти?

З и н т а. Нет, нет…

А у р е л и я. Зинта, я всерьез начинаю волноваться. С Майрой что-нибудь?

З и н т а. Нет, ничего, только… Майра неплохая девушка, вы не думайте, но бывает, ей не хватает, ну, тактичности, и тогда я готова умереть, но не решаюсь ее прервать, чтобы не вышло еще хуже… Это было ужасно.

А у р е л и я. Да что?

З и н т а. То, что она говорила.

А у р е л и я. Но что именно? Не знаю, но в моем присутствии по крайней мере ничего ужасного… Тали!

Т а л и в а л д и с. В самом деле, Зинта. Поспорили, ну и что? Извиняться, скорее, следовало бы мне.

З и н т а. Я была как больная, нигде не могла найти покоя. Извините. Прощайте.

А у р е л и я. Всего доброго.

Зинта направляется к двери.

Т а л и в а л д и с. Зинта, я провожу вас.

З и н т а. Нет, нет, нет! Не надо.

А у р е л и я. Я тоже так думаю. Зинта теперь жительница Огре и… и Таливалдис еще не ужинал.

З и н т а. Ой!

Т а л и в а л д и с. Провожу и поужинаем.

З и н т а. Мне и правда стыдно за свое поведение и поступок.

Т а л и в а л д и с. Ну что вы.

З и н т а. Врываюсь к вам в столь поздний час… Ничего толком не могу сказать… Но я была так растерянна и удручена, я так переживала, что…

Т а л и в а л д и с. Ладно, ладно. Пошли.

З и н т а. Только до конца нашей улицы, прошу вас.

Т а л и в а л д и с. Пожалуйста.

З и н т а. Ни шагу дальше.

Т а л и в а л д и с. Ни шагу.

Аурелия смеется.

Почему вы смеетесь?

А у р е л и я. Зажглись предупреждающие сигнальные огни, смотрите…

Таливалдис и Зинта поворачиваются к балконной двери, смотрят. Солнце уже зашло. На верхушке ретрансляционной телевизионной башни ярко горят красные огни.

Т а л и в а л д и с. Они ведь предназначаются не для пешеходов, а для тех, кто летит по воздуху.

З и н т а. Да, чтобы предупреждать самолеты. Нам тоже на одной лекции рассказывали.

Т а л и в а л д и с. До свидания, тетя Аурелия.

А у р е л и я. Не забудь, что я жду.

Т а л и в а л д и с. Накрывайте на стол.

З и н т а. Всего доброго, и простите.

А у р е л и я. Ступайте, ступайте.

З и н т а  уходит.

Т а л и в а л д и с, помахав Аурелии рукой, идет следом.

Аурелия включает радио. Под звуки легкомысленной песенки задумчиво смотрит на красные огни башни.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Вечер пятницы. Платье для невесты уже скроено, З и н т а его сметывает.

А у р е л и я, отдыхая, перелистывает фотожурнал.