Десять лет и двадцать дней. Воспоминания главнокомандующего военно-морскими силами Германии. 1935-1945 - Карл Дениц

Если таков был взгляд англичанина Черчилля, как мог немец с этим не согласиться?

Об оборотной стороне национал-социалистической медали я ничего не знал вплоть до осени 1938 года. Флот, во всяком случае его плавсостав, не имел контактов с партийными функционерами, а значит, не возникало и поводов для трения. Лично я впервые встретил Гесса в 1940 году, а Геринга – в 1941-м. С Гиммлером я познакомился лишь в 1943 году.

Мы, офицеры, не имели ничего общего с преследованием евреев, достигшим своей кульминации «хрустальной ночью». Наутро после ужасных событий 9 ноября 1938 года я пришел к своему командиру адмиралу Бему и заявил, что действия такого рода должны решительно отвергаться всеми честными офицерами. Я попросил его передать мои слова главнокомандующему ВМС, чтобы последний знал, что в своем протесте, который будет заявлен, в чем я нисколько не сомневался, он пользуется поддержкой офицеров и матросов. Я разговаривал с адмиралом как капитан и командир подводников, от своего имени и от имени моих офицеров. Капитан Лютьенс, позже ставший командующим флотом и погибший на «Бисмарке», в то время бывший командиром подразделения эсминцев, поступил так же, как и я. И только недавно я узнал из мемуаров гросс-адмирала Редера, что адмирал Бем действительно передал главнокомандующему наш протест.

Последующие события в Германии, особенно происшедшие после оккупации Чехословакии 15 марта 1939 года, не могли не вызвать опасений. Я чувствовал, что война с Великобританией вполне может стать реальностью. Предпринятые мною в связи с этим шаги я уже описал в 5-й главе.

В последние месяцы перед началом военных действий я начал сомневаться, правильно ли наши политические лидеры оценивают менталитет англичан. Мне оставалось только надеяться, что Гитлер ни при каких обстоятельствах не позволит вовлечь Германию в войну с западными державами. С изрядной долей скептицизма я услышал заявление о якобы неизбежной атаке на Польшу, и хотя я вовсе не был удивлен, но все же объявление Великобританией и Францией войны стало для меня большим ударом.

После объявления войны стало очевидно: жребий брошен. Лично для меня, военнослужащего вооруженных сил Германии, имелся единственный выход – сражаться против наших внешних врагов. Чем сильнее будет моральный дух находящихся под моим командованием сил, тем больше пользы они смогут принести своей стране. Моральный долг каждого солдата – всеми силами поддерживать свое правительство, которое приняло решение воевать. Ожидать от командира, что он примет на себя тяжелую ответственность, неизбежную во время войны, и одновременно будет забивать себе голову внутренними проблемами, не говоря уже о выступлениях против политических лидеров своей страны, значит требовать от него слишком многого. На этом аспекте я остановлюсь немного подробнее, когда перейду к рассказу о событиях 20 июля.

Когда в январе 1943 года я был назначен главнокомандующим военно-морскими силами страны, я полностью осознавал, что принимаю на себя колоссальный груз ответственности, но моя вера в то, что во время войны моим первейшим долгом как солдата является борьба против наших внешних врагов, не была поколеблена.

Считаю, что именно такого отношения вправе ожидать от своих вооруженных сил каждый народ, этот долг солдаты и офицеры обязуются выполнять, принимая торжественную присягу. Этот долг не признает никаких ограничений и не отменяется даже в безнадежной ситуации. Любое правительство, готовое смириться с состоянием дел, при котором вооруженные силы отказываются от борьбы только потому, что военная ситуация кажется менее благоприятной или безнадежной, и предоставляющее отдельным лицам право решать, так это или нет в действительности, подрывает основы собственного существования.

С вооруженными силами страны никто не советуется, когда и против кого им воевать. Это дело гражданского правительства, в подчинении у которого находятся вооруженные силы. Точно так же решение о прекращении войны может принимать только правительство.

С другой стороны, обязанностью главнокомандующего каждой частью вооруженных сил – сухопутных, военно-воздушных и военно-морских – является своевременное предоставление гражданским властям точной информации о военной ситуации в подведомственных подразделениях. Лично я постоянно держал Гитлера в курсе событий войны на море, сообщал ему свое мнение о перспективах той или иной операции. Но ни разу, даже летом 1943 года, когда последовал крах подводной кампании, я не сказал, что надежды выиграть войну больше нет, поэтому нам следует искать мира.

Великобритания вступила в войну в 1939 году, когда усиление Германии и ее объединение с Австрией стало представлять угрозу британским имперским и экономическим интересам. Английский историк и военный писатель Фуллер в своей книге «Вторая мировая война» уделил этому вопросу большое внимание. По его мнению, действительной причиной, подтолкнувшей Великобританию к войне, явилось то, что «самосохранение заставило Великобританию придерживаться традиционной политики, то есть считать образ жизни Германии, ее политику с позиции силы, финансовую политику и торговлю угрозой британским интересам, которая, если не принять соответствующих мер, приведет к установлению господства Германии в Европе».

Именно уничтожение политической и экономической мощи Германии было истинной целью Великобритании в этой войне, целью, в достижении которой ее активно поддержали Соединенные Штаты Америки.

Единственная объявленная англичанами и американцами цель имела, естественно, чисто моральный характер. Это был крестовый поход против национал-социализма и Гитлера. То, что речь велась не о походе против нацизма, а о войне против немецкого народа и промышленного могущества Германии, мы поняли после мая 1945 года, когда Гитлер был мертв, а нацизм уничтожен, иными словами, когда они оба утратили свое значение для немецкого народа. Такая цель была меньшим оправданием для мер, принятых союзниками, чем знание о преступлениях гитлеровского режима, которое мы, немцы, получили только после войны.

Фуллер описывал военные цели англичан следующим образом:

«С эпохи Тюдоров и до 1914 года политика Великобритании была направлена на поддержание баланса сил, путем насаждения соперничества между народами на континенте и установления баланса сил между ними. Такая роль автоматически проясняет вопрос, какую страну следует считать потенциальным противником. Это отнюдь не страна, пользующаяся самой дурной репутацией, а конкретная страна, политика которой представляет большую угрозу для Британской империи, чем любая другая».

Когда некоторые достаточно ответственные генералы, такие, как, например, Роммель, в 1944 году загорелись идеей заключить мир с Западом и обрушить всю тяжесть нашей военной мощи на Восток, они так и не смогли понять, что политические предпосылки для такого шага отсутствуют. Ни англичане, ни американцы не стали бы рассматривать подобное предложение, что было доказано в мае 1945 года.

На конференции в январе 1943 года в Касабланке Рузвельт и Черчилль объявили, что война будет продолжаться до «безусловной капитуляции Германии и Японии». Это означало, что нам придется сдаться на милость врагов, не имея никаких прав. Представление о том, что это означало, можно получить из требования Сталина на Тегеранской конференции в ноябре 1943 года. Он настаивал, чтобы не менее 4 миллионов немцев было депортировано на неопределенный срок в Россию для принудительных работ.