Японский ковчег - Игорь Курай

Жилье рассчитывали ориентировочно человек на двенадцать, но состав еще мог измениться. Во всяком случае, ветеран Чечни Пашка Кривой дал согласие принять команду укрепрайоном, а диггер Константин обещал доставить свою профессиональную амуницию и наладить подземный быт. Заселяться решили все вместе, как только объявят три дня до столкновения.

– А чего остальные у тебя на заводе думают? – спросил Димон зятя, вытесывая зубилом полку в мягком песчанике.

– Чего-чего… Копают кто где может. Куда деваться-то? Кто у себя в гараже яму расширяет, кто на даче погреб оборудует. А Леха Грязнов с Ванькой Чистяковым как в прошлом месяце в запой ушли, так больше их никто и не видел. Еще около завода вырыли тоннель метров на пятьсот. Стены, правда, не укрепили – так и бросили. Начальство говорит, мол, все члены профсоюза могут пользоваться бесплатно. Большая экономия на похоронах.

– Да, не поскупились… А нам, вишь, подфартило так подфартило! Можно сказать, номер люкс со всеми удобствами. Интересно, сколько мы тут сможем просидеть?

– На сколько жратвы хватит. Пока маловато – надо еще закинуть пару тонн. Время, вроде, есть – успеем. Главное, Димон, либерастов поменьше слушать. И тех, напузыренных, тоже. Никто, как говорится, не даст нам избавленья. Все только сами, своей мозолистой рукой…

Петр сплюнул, взял лом с топориком на конце и стал аккуратно окантовывать каменную плиту в кухонном отсеке.

Меж столов в ресторане «Амур» на третьем этаже отеля уже расхаживали гости с изящными карточками, игриво подвешенными на шею. Именные баджики, рассортированные на какие-то неведомые категории по цветам и напоминавшие скорее об атмосфере симпозиума, явно были розданы не случайно: на каждом значились регалии и официальная должность гостя. У дверей миловидная девушка в форменном костюме, сделав книксен, вручила красную карточку самому Мияме с пометкой Honorable Guest[66] и такую же Сотникову с пометкой Governor of Maritime Region[67].

В числе приглашенных оказалось немало иностранцев. Мияме бросились в глаза английские, немецкие, корейские и китайские имена. Среди гостей легко было узнать лица, совсем недавно виденные в городской резиденции губернатора на заседании краевого актива. Где-то вдалеке мелькнула крепкая фигура его нового знакомого, вице-президента японской фирмы. Оркестр наигрывал старинный вальс «Амурские волны».

Столы для фуршета были накрыты на сто персон. То есть в действительности приглашенных, вероятно, было меньше, поскольку некоторые в зале обходились без именных карточек. Как можно было предположить, безымянные молодые люди обоих полов представляли спецгруппу эскорта, любезно предоставленного фирмой «Лакшари Стар».

Тарелки с клеймом веджвудского фарфора, богемский хрусталь фужеров и рюмок, инкрустированное серебро ножей и вилок – все говорило о том, что рейтинг этого пятизвездочного премиум-отеля вполне соответствует реальному положению вещей. Изобилие закусок и вин также свидетельствовало о том, что владельцы игровой Зоны «Лукоморье» не испытывают никаких материальных затруднений. Очевидно, дресс-код здесь соблюдался неукоснительно, потому что Мияму и даже сопротивлявшегося Пискарева по дороге оперативно переодели во фраки с черной бабочкой. Надежда Кузьминична успела извлечь из багажа вечернее платье и дежурное брильянтовое колье от Картье в платиновой оправе.

Легкие и питательные закуски по рецептам французской кухни несомненно подтверждали репутацию шеф-повара Клода Дюрока, чье имя значилось на почетном месте в рекламных проспектах отеля. Здесь были канапе с креветками, гребешками, ветчиной, утиным террином и крольчатиной; яйца пашот, яйца по-пьемонтски и фаршированные яйца Санта Фе; помидоры по-провансальски; таленад из каперсов и оливок; куриные руле с сыром, волованы с красной и черной икрой: тартар крюд из сырого шинкованого тихоокеанского тунца; гусиный фуа гра: жареные лягушачьи лапки, замаринованные в лимонном соке; мидии в сливочном соусе; парфе из тигровых креветок, королевские креветки тушеные в белом вине и жареные креветки в кляре из эля с соусом тартар; крокеты с индейкой и сладким картофелем; паштет из фазана; грибы по-провански, фаршированные шампиньоны с сыром бри и грибы тушеные в красном вине по-бургундски; киш с луком пореем, цукини и семгой; тушеные в белом вине, чесноке и травах артишоки; соте из сморчков и спаржи с эстрагоном; веррины с лососем, сырным кремом и авокадо; раковины гребешков, запеченные под сырной корочкой; морковь виши и маринованные корнишоны; брокколи с миндалем; мусс из куриной печенки с коньяком. На огромном блюде красовался нарезанный большими кусками писсаладьер, запеченный с луком, маслинами и анчоусами. В глубоких фарфоровых вазах на толстом слое ледяных кристаллов отливали перламутром крупные ребристые раковины отборных дальневосточных устриц, декорированных ломтиками лимона.

Картину удачно дополняли серебряные ведерки с шампанским Cristal Brut 1990 от Луи Редерера и расставленные в нарочитом беспорядке напитки-победители международных винных аукционов. Там и сям виднелись скромные бледные навершия бутылок белого вина Montrachet Domaine de la Romané Conti урожая 1978 г., закупленных оптом по $ 24 000 штука, и бордовые головки скромного красного бургундского винтажа DRC Romané Conti 1934 года всего по $ 20 000 за экземпляр. Однако местами можно было увидеть и кое-что посерьезней: например, дюжину бутылок белого Chеval Blanc 1947 г. по 54 000 евро и столько же Chateau Mouton Rotschild 1945 г. – кюве, известное каждому солидному сомелье не только своим эталонным слегка терпким и пряным вкусом, но и несколько экстраординарной ценой в сто пятнадцать тысяч долларов.

Кто-то тронул Мияму за рукав. Обернувшись, он увидел неземное создание в умопомрачительном открытом серебристом вечернем платье от Армани, туфельках от Гуччи, сапфировом гарнитуре из сережек, кольца и кулона от Тиффани. Огромный кабошон в кулоне, судя по величине и качеству огранки, казалось, прибыл прямиком из сокровищницы сиамских королей. Ангельское личико прелестной блондинки было слегка оттенено макияжем, но при этом светилось чистотой и свежестью. Высокий лоб, греческий нос, тронутые легким румянцем шеки и пухлые, четко очерченные капризные губки невольно пробудили в памяти профессора ассоциации со знаменитым портретом Сафо, запечатленном на фреске из Помпей и виденном не так давно при посещении Исторического музея Неаполя.

– Я Катя, ваш эскорт, – пленительно улыбнулась девушка. – Можно звать Катенькой, Катюшей или Катрин. На каком языке предпочитаете общаться, господин Мияма? Японский у меня, к сожалению, слабоват, но если хотите на английском, французском или немецком…

– Нет-нет, на русском вполне удобрено! – растерянно ответствовал Мияма, не в силах оторвать глаз от мимолетного виденья. – Я очень подольщен!

– Ну вот и славненько! – искренне обрадовалась Катя. – Хотя в нашей работе язык межкультурного общения не играет большой роли, но все-таки на своем как-то приятней, не так ли? Все-таки возникает общее интеллектуальное поле, которое способствует формированию духовной близости. Во всяком случае так утвеждает в последнем номере «Les cahiers de psychоlogie»[68] Компьен, а он как-никак крупнейший психолог современности. Правда, мне больше импонирует теория Клопштайна, которая утверждает приоритет вневербальной тактильной стимуляции, но тем не менее… Вы позволите предложить вам шампанского? Или какой-нибудь аперитив покрепче?