Мусорщик - Андрей Константинов

— Да, Владимир Анатольевич, я убеждена. ГУВД, разумеется, может провести свою проверку. Но, во-первых, вся информация носит оперативный характер. Во-вторых, трудно рассчитывать на какие-то свидетельские показания… А многих участников тех событий уже и в живых нет. В-третьих, никто и не будет проверять…

— Особенно тщательно, — докончил за нее Яковлев.

— Именно так.

— Что же будем делать, Марина Вилгельмовна?

— Вне моей компетенции, Владимир Анатольевич. — ответила судья. — Я не могу своей властью решить судьбу генерала МВД.

— Так ведь и я не могу… А давайте спросим у самого генерала?

— А давайте!

Губернатор улыбнулся и снял трубку со «смольнинского»[21]телефона. Улыбка была невеселой.

* * *

Черное пятно сгоревшего мха он увидел издалека. Оно отчетливо выделялось на зеленом, было похоже на кляксу. Зверев включил правый поворот, проехал последние метров сто накатом и остановился.

«Трагическая гибель принцессы Дианы», — сказала магнитола. Сашка нажал на клавишу. Магнитола заткнулась. Шумела на ветру крона гигантской сосны, чернело пятно сгоревшего мха… Щемило сердце. Кора у основания мощного ствола была сорвана, торчали желтые расщепы древесины. Возможно, дерево еще помнило тот чудовищный удар. И собственную дрожь. И смертный ужас женщины в сверкающей железной коробке.

Крона шумела. В этом шуме не слышен был крик. Изумленный, последний… А ты не понял! Ты ничего тогда не понял. Ты пожал плечами и положил трубку на аппарат. А уже взметнулся огненный клубок из расплющенного бензобака, опалил кору дерева. Испепелил грешную Настину душу.

Спас ли ее огонь очищающий?

Всю жизнь она грешила, лгала и предавала. Потом научилась убивать… Спас ли ее огонь? Можно ли было ее спасти? Ответа Зверев не знает. Наверно, его и никто не знал… Наверно, его и нет. Только крона сосны шумит на ветру.

Зверев вылез из машины, посмотрел еще раз на сосну… Прощай! Теперь уже навсегда… прощай. Пусть тебе будет легко в твоем аду. Возможно, еще встретимся.

Зверев тряхнул головой, повернулся к машине: надо ехать. Ехать прочь от этого страшного места. Он попытался отогнать мысли, сосредоточившись на чем-то приземленным, бытовом… хоть на тачке, что ли? На забрызганных, грязнущих стеклах. Да, на стеклах. Надо их протереть… Он открыл багажник и взял в руки тряпку. Слабо сверкнула звездочка. Сашка расправил тряпку и… ошеломленно уставился на свой старый милицейский китель, на погоны с четырьмя капитанскими звездочками. Он уже давно забыл об этой «тряпке», не вспоминал ни разу, хотя держал в руках неоднократно… Созвездия горели. Созвездия опера.

Зверев обернулся к сосне. Затылок обожгла какая-то мысль. Даже, пожалуй, не мысль — память. Он взялся за погон, рванул. Ткань затрещала, но погон был пришит на совесть. Он рванул еще. Погон остался в руке, а китель полетел в черную пропасть багажника. Сашка пошел к сосне.

Он шел тяжело, медленно… Он вступил в черный обгоревший круг, захрустело под подошвами битое стекло. Зверев остановился. Ему было очень трудно. Казалось, сила земного тяготения в этом черном пятне выросла вдвое. Он сделал шаг. Второй, третий… десятый. Он уперся лбом в ствол сосны. Легкая дрожь бежала по дереву.

Зверев вставил погон в расщепленную ударом древесину.

Потом он сидел в машине с закрытыми глазами и думал… Ерунда! Ни о чем он не думал. Он просто сидел с закрытыми глазами в машине. Мимо неслись фуры, микроавтобусы, легковухи. В каждой третьей из них работало радио… Мир сокрушался по поводу гибели принцессы Дианы.

Двое гаишников, проезжая мимо в жигуленке, заметили зверевскую «девятку» и подозрительного (спящего? пьяного?) мужика внутри. Остановились, подошли.

Сашка открыл глаза. И глаза его старшему сержанту не понравились.

— Выпивали, Александр Андреевич? — спросил он, заглянув в права.

— Нет, — ответил Зверев. — Хочешь, в трубочку дыхну?

— В трубочку, в дудочку… в балалаечку… — пробормотал сержант. Он и так уже видел, что водитель трезв. Глаз наметанный. Последнее время, правда, встречаются и под наркотой, но «трубочкой» ее не возьмешь. Да и не похож мужик на наркомана. На всякий случай сержант сказал: — Вид у вас не очень, товарищ водитель… Как вы себя чувствуете?

— Нормально.

— Нормально… в трубочку, в дудочку… А вы, товарищ во…

— Послушай, сержант, — сказал Зверев. — Я с человеком приехал проститься. Ты понимаешь? Гаишник посмотрел на сосну, на Зверева.

— Счастливого пути, Александр Андреич. Будьте осторожны.

Когда Зверев уехал, напарник сержанта сказал:

— Петрович, это же он, видать, насчет этой… Бабенки-то, на «шестисотом» которая… Чуть не плачет сидит… Любовь у него, видать, а?

— Любовь! — скривил губы сержант. — Еб он ее, Кирюша, еб. Муж-то у нее старый уже… Генерал! А этот — ебарь на подхвате.

Сержант сплюнул на песок и сказал:

— Тьфу! Развелось сук всяких… Ладно, поехали, Кирюха, обедать. А чтоб им всем… По кюветам… Брызгами!

И они уехали. Осталось пятно, сосна да маленькое тусклое созвездие милицейского погона.

Ну… вот и все! Вот, кажется, и все.

Впрочем, «все» не бывает, пока продолжается жизнь.

А она — по радио говорили — продолжается. Ты слыхал?.. Мы, читатель, прошли этот путь вместе с нашими героями. «Арестант» — «Мент» — «Мусорщик».

Пора прощаться. Нам очень жаль, но пора прощаться. Прямо здесь, на обочине трассы «Скандинавия», где запыленный мох и песок в окурках. Где нашла смерть одна из наших героинь… Отрицательная?

А не бывает героев ни положительных, ни отрицательных. Авторы не берутся судить. Они не скрывают своего отношения к тому или иному персонажу, но не судят их.

Анастасия Михайловна Тихорецкая. А что — Тихорецкая? Она прожила СВОЮ жизнь. Единственную. Другой не дано. Худо или хорошо она распорядилась своей судьбой?.. Так, как смогла.

А Малевич? Антибиотик? Гурген? И десятки других фигур, «калибром поменьше», из тех, что уже ушли? Мир праху. Их имена остались на страницах книг, в памяти да в папках архивных дел, остались на могильных плитах. Впрочем, у некоторых нет даже могил.

Какова судьба живых? Пожалуй, стоит сказать несколько слов.

Агентство расследований работает. Оно крепко встало на ноги уже в конце 97-го. Потому что нашлись спонсоры. Щепетильный Обнорский долго их проверял. Убедился: порядочные люди… Так-то вот!

Как-то раз, когда Агентство журналистских расследований уже крепко стояло на ногах, когда оно уже получило известность и, соответственно, выросли объемы заказов… Как-то раз встал вопрос о расширении штатов, о приеме на работу референта. Круг обязанностей предполагался весьма широким, требования профессиональные — «на уровне». Принимать нового сотрудника решили на конкурсной основе в результате собеседования.