Межвремье - Медина Мирай

– Я соглашусь поговорить с тобой об этом только после того, как увидишь ваш с Санни мир. Ты и сам хочешь увидеть его.

Ариан ненавидел, когда его потаенные мысли озвучивали против его воли, словно нашли украденую им, но сокровенную вещь и швырнули ему в лицо, требуя признать вину.

Он кивнул, казалось, почти безразлично, но бушующая душа пробудила его сонное тело.

Как только Ариан украдкой ступил на их с Санни земли, он некоторое время не мог оторвать глаз с колышущейся травы. Легкий приветливый ветерок хоть и испортил его прическу, но заставил поднять взгляд.

Перед ним простиралось бескрайнее розовое небо, тонувшее в лучах засыпающего солнца. Украшенные золотистой каймой малиновые облака тянулись вдаль, за обрывающийся горизонт, где небо и море становились единым целым.

Миллионы отблесков солнца на волнах били прямо в глаза, ослепляя Ариана своей красотой. Он выставил перед собой руку и вдохнул морской воздух, смешавшийся с ароматами цветов. На глазах выступили слезы.

Ариан обернулся в ту сторону, куда спешил ветер, и увидел вдалеке укрытые облачной шапкой горы.

Самния стояла неподвижно, вглядываясь в горизонт. Свободные тонкие браслеты позвякивали на ее хрупких запястьях. Греческое платье, казалось, вот-вот слетит с ее смуглого тела от порывов ветра.

– Этот мир… – Ариан незаметно, как ему казалось, стер слезу, – как он красив… Этот мир – отражение его души. Я чувствую это.

– Так и есть, – Самния улыбнулась ему. Милые попытки Ариана сдерживать эмоции грели ее бессмертную душу. – Прошу, не держи все в себе. Ведь здесь только мы с тобой. Два изгоя среди времен. Помни, что лучше иметь то, что можно потерять, чем не иметь ничего. Я обречена на последнее. Таково мое бремя, и я бы многое отдала, по правде сказать, за ту жизнь, которая сейчас от тебя ускользает.

Ариан обернулся к ней с испуганными глазами. Что напугало его больше – напоминание о смерти или осознание, как много он вместе с ней потеряет, – было сложно сказать. Брови его дрогнули от жалости к принцу, к себе, к той жизни, которую он истратил на фальшь; к той жизни, которую мог получить, если бы не прятал истинные чувства. Но его песочные часы нельзя было перевернуть. Он чувствовал, как последние песчинки соскальзывают по тонкому горлышку вниз.

Он закрыл рот рукой, сдерживая отчаянный крик, и тут же схватился за лоб. Слезы наполнили его глаза. Непосильный груз сдавливал его сердце. Он мечтал отпустить его, но остатки гордости не давали сделать это.

– Не держи в себе, – прошептала Самния вновь. – Отпусти, тебе станет легче.

И, словно получив ее разрешение, он разразился горькими рыданиями.

Вслед за криком Ионы послышался всплеск воды.

Кален подбежал к обрыву первым. От испуга, на секунду забыв об осторожности, он едва не наклонился вперед, навстречу потоку, но в последний момент сильная рука Тревиса схватила его и оттащила назад.

– Сумасшедший, – процедил тот сквозь зубы.

Он медленно подкрался к краю и взглянул вниз. Сложно было понять, какого цвета вода. Если бы не вскипающая пена, различить волны было бы невозможно.

– Иона! – звал Кален. – Иона, ты там?

Ответа не последовало.

– Она утонула? – В его дрожащем голосе поселился ужас.

– Взгляни на течение, – Станли вытянул перед ним руку, оберегая Калена от нового падения. – Оно идет снизу вверх.

– Хочешь сказать, что вода выходит на поверхность из глубин?

– Да.

– Тогда нам следует прыгнуть вслед за ней.

От этого парня стоило ждать отчаянных идей, появляющихся в результате недолгих раздумий. Додумывать мысль до конца Кален точно не умел. Неизвестность пугала его. Он допускал, что прыжок может стать для него последним, и тихо прощался с этим светом, готовый унестись в новый, красный или белый.

– Нужно это обдумать, – предложил Тревис, зная, что сейчас последуют протесты. В душе он призывал Калена быть разумным. Призыв не был услышан:

– Отойди! Мне же лучше, если ты останешься здесь.

Хоулмз оттолкнул его к стене, а сам встал на краю. Он пытался выглядеть бесстрашным и самостоятельным. «Мне не нужна твоя помощь!» – твердили его стойка и высоко поднятая голова, а руки дрожали от очередной волны удушающего страха. В те мгновения, когда смелости было достаточно для прыжка, пропадала легкость в движениях, а ноги, казалось, становились тяжелее скальных глыб, встречавшихся по дороге, и ничто не могло сдвинуть его с места.

– Мы не узнаем, что с ней, пока не сделаем это, – проговорил Кален сдавленно. – Ты со мной?

Он помнил, о чем говорил буквально минутой ранее, но осознал, что если и встречать смерть, то со своим врагом. Таким благородным и затейливым было его желание. На деле же, стыдливо признавался себе Кален, ему нужны были толчок вперед, моральная поддержка. Пусть даже от Тревиса. Он попытался оправдаться перед собой:

«Хоть на что-то сгодишься».

– Так как, вероятно, мы сейчас умрем, а Иона уже мертва… есть кое-что, о чем ты должен знать, – проговорил Станли.

Кален отвернулся от обрыва.

– Я целовал твоего отца. Одного из них. Один раз. Кстати, это был мой первый поцелуй за обе жизни. Уже после моей смерти мы встретились в Лесу Мерцаний, когда он пришел, чтобы отпустить мою ду…

– Что ты сейчас сказал? – С каждым словом угроза в голосе Калена нарастала, а руки крепче сжимались в кулаки. Если страх перед прыжком никуда не исчез, то теперь его заслонил стыдливый гнев. – И это все, что ты хотел мне сказать?!

– Я должен был высказаться. – И это признание оказалось более неловким, чем Тревис представлял. – Может, есть что-то, о чем ты хотел бы мне рассказать?

– Это не имеет значения после нашей смерти. А вернее, моей смерти, ведь Последний Путь пощадил тебя.

– Где гарантия, что пощадит вновь?

Кален встряхнул головой, переводя дух. Чем забавнее будет признание, тем больше вероятность, что во время прыжка он, опозоренный, не будет визжать от страха.

– Может, отношения всегда и были мне чужды и я терпеть не мог, когда люди вокруг меня любили друг друга и были счастливы, когда в фильмах герои признавались в любви, целовались и так далее… глубоко в душе, очень-очень глубоко мне хотелось бы…

– Найти свою родственную душу?

– Нет, чтобы все эти люди были несчастны. Я чувствую себя ужасно, когда люди вокруг меня радуются. Я очень злюсь в такие моменты.

– Да, точно, тебе не хватает родственной души, – Тревис пожал плечами. – Ты завидуешь им.

– Я не завидую! – Кален топнул ногой. – Я миную это чувство и сразу злюсь и желаю этим людям всего плохого.

– Это называется «черная зависть»…