Карта небесной сферы, или Тайный меридиан - Артуро Перес-Реверте

С них лила вода, когда они возвращались на «Карпанту», то и дело натыкаясь друг на друга в темноте от неуемного желания быть как можно ближе. На парусник они поднялись в обнимку, целуясь на каждом шагу, и чем ближе были к цели, тем более торопились. За собой они оставляли большие лужи, и Пилото, который курил в темноте, смотрел, как они спустились по трапу и скрылись в кормовой части, где были каюты; возможно, он улыбнулся, когда, заметив огонек его сигареты, они пожелали ему спокойной ночи. По коридорчику они шли так Кой не отрывался от нее, положив руки ей на талию, а она постоянно оборачивалась, чтобы жадно поцеловать его в губы. Он споткнулся об ее босоножку, которую она успела скинуть с ноги, потом о другую, а за порогом каюты Танжер остановилась, прильнула к нему, и они долго обнимались, прижавшись к переборке из древесины теки, снова ища губы друг друга в темноте, на ощупь раздевали один другого: пуговицы, ремень, юбка — уже на полу, расстегнутые джинсы Коя, рука Танжер между его бедер, ее кожа, жаркое тело, белый треугольник, сорванный его рукой, позвякивание солдатского жетона. Мужская сила в полной готовности, первое телесное знакомство, ее улыбка, невероятная нежность и гладкость ее грудей, упругих, устремленных вперед. Мужчина и женщина лицом к лицу, прерывистое дыхание — как вызов. Ее стон облегчения и его рывок вперед, через узкую каюту к койке, остальная мокрая одежда — в разные стороны, на пол, простыни, — мокрые от дождя, принесенного ими сюда, в тысячный раз — желанное соприкосновение тел, глаза — в глаза, взгляд, — поглощенный взглядом другого, сообщническая улыбка. Если кто помешает, убью, подумал Кой. Убью любого. Он уже не чувствовал, где чья кожа, где чья слюна, его плоть — желанная — легко входила в другую плоть, все более влажную и горячую; глубже, очень глубоко, туда, где спрятана разгадка всех тайн, где ход столетий укрыл единственное истинное искушение — смысл таинства смерти и жизни.

Прошло много-много времени, но было еще темно и по палубе стучал дождь, когда Танжер повернулась на бок и зарылась лицом в ямку на его плече, положив руку ему между бедер. Полусонный, он чувствовал, как прижималось к нему обнаженное тело, чувствовал горячую руку там, где была плоть его, отдавшая все, что могла, еще влажная, еще пахнувшая ею.

Они оказались единым целым, словно всю предыдущую жизнь каждый из них только и делал, что искал другого. Как хорошо чувствовать, что тебя хотят, а не только терпят, думал Кой. Как прекрасно было это внезапное, инстинктивное единение, и не нужны были слова, предваряющие то, что и так неизбежно.

Оба прошли свою часть пути навстречу, и никакого ложного стыда. Угадывание призывного «иди ко мне», вслух не произнесенного; это страдание закрытости, тесноты, невыявленности, его естественность, которая этой ночью походила на жестокость — тут оба были равны, им не нужны были предлоги и оправдания. Никаких счетов, недоразумений, условий. Прекрасно, что в конце концов все произошло так, как и должно было произойти.

— Если со мной что-нибудь случится, — внезапно сказала она, — не дай мне умереть в одиночестве.

Она не шевелилась, глаза были устремлены в темноту. Почему-то шум дождя вдруг показался отвратительным. Его счастливую сонливость как рукой сняло, все снова стало горько-сладким. Он чувствовал ее дыхание на своем плече — редкое и горячее.

— Не говори об этом, — шепотом попросил он.

Она тряхнула головой и очень серьезно сказала:

— Я боюсь умереть в темноте и одиночестве.

— Этого и не будет.

— Только так и бывает.

Недвижная рука лежала между его бедрами, лицом она уткнулась ему в плечо, и когда она шептала, губы ее касались его кожи. Ему стало холодно. Ом повернул голову, зарылся лицом в ее мокрые волосы.

Лица ее он не видел, но знал, что сейчас оно такое же, как на фотографии в рамочке. Теперь он был уверен, что у всех женщин когда-то да бывает такое лицо.

— Ты жива, — сказал он. — Я чувствую, как бьется твое сердце. У тебя есть тело, по жилам бежит кровь.

Ты красивая, ты живая.

— Настанет день, и меня здесь не будет.

— Но сейчас-то ты здесь.

Она шевельнулась, чуть-чуть приподнялась, и он ощутил, как шевелятся ее губы у самого его уха.

— Поклянись… что не оставишь меня… умирать в одиночестве.

Произнесла это совсем шепотом и очень медленно.

Кой на мгновение замер с закрытыми глазами.

Он слушал дождь. Потом кивнул.

— Я не оставлю тебя умирать в одиночестве.

— Поклянись.

— Клянусь.

Обнаженное женское тело оказалось на нем, раздвинутые бедра охватили его ноги, он почувствовал ее груди, ее ищущие губы. И вдруг большая горячая слеза упала ему на лицо. Ошеломленный, он открыл глаза и увидел лицо, погруженное в мир призраков. Сбитый с толку, он целовал приоткрытые влажные губы и опять понял, что в рот ему изливается легкая, как вздох, долгая, мучительная жалоба раненой самки.

Не худшее есть свершить ошибку из-за коварности моря. Хуже прочего ошибки, свершенные из-за неверных документов, коими пользуются.

Хорхе Хуан «Компендий по навигации для гардемаринов»

«Деи Глории» там не было. Кой все больше и больше убеждался в этом, глядя на пройденные квадраты расчерченной ими карты, где так ничего и не обнаружилось. «Патфайндер» почти уже обследовал намеченные две квадратные мили дна на глубинах от шестидесяти до двадцати метров, где, по их расчетам, должен был находиться затонувший корабль. Шли дни, все более жаркие и безветренные, «Карпанта» под урчание мотора на скорости в два узла двигалась по гладкой и блестящей, как зеркало, воде, то на норд, то на зюйд, с геометрической точностью, постоянно сверяясь по спутнику, локатор сканировал поверхность дна, а Танжер, Кой и Пилото, взмокшие от пота, по очереди сидели перед жидкокристаллическим экраном локатора. На этом экране с удручающей монотонностью сменяли друг друга бледно-оранжевый, темно-оранжевый, светло-красный и темно-красный цвета — ил, песок, водоросли, камни. Они прошли шестьдесят семь из намеченных семидесяти четырех полос, четырнадцать раз спускались на дно, чтобы проверить не совсем обычные сигналы локатора, но ни малейшего следа затонувшего судна обнаружить не удалось. Чем ближе к концу, тем слабее становилась надежда. Вслух окончательного приговора никто еще не произнес, но Кой и Пилото обменивались долгими взглядами, а Танжер, застыв у экрана локатора, становилась все более резкой и молчаливой. В воздухе висело слово «провал».

Накануне последнего дня поисков, неподалеку от острова Куэва-де-лос-Лобос, они бросили якорь на семиметровой глубине, вытравив тридцать метров цепи. Когда Пилото выключил мотор и «Карпанта», сделав полуоборот на якорной цепи, уставилась носом на вест, хотя и не совсем точно, солнце уже скрывалось за вершинами бурой сьерры, освещая красно-золотыми лучами заросли тимьяна, пальмы и кактусы. Море было спокойно, только лениво плескалось у самых скал, как бы нехотя облизывая суровые камни и набегая на белый песок, почти полностью закрытый выброшенными на берег кучами водорослей.