Идеальная невеста - Бренда Джойс

Он отвернулся и наконец дал волю своим слезам. А потом он в сильнейшем страхе, хромая, вышел из комнаты.

Бесс стала гладить подругу по спине, стараясь сдерживать бушевавшие в ней самой чувства, чтобы успокоить больную. Она безумно боялась за Бланш. Больная с каждым днем чувствовала себя хуже, и в этом нельзя было сомневаться. Эти жуткие припадки повторялись каждый день, а иногда и чаще. Что, если Бланш медленно уходит в свой воображаемый мир, а уйдя, никогда не вернется назад? Больше всего Бесс боялась, что однажды припадок безумия у Бланш не закончится.

Эта возможность была так ужасна, что молодой даме было невыносимо думать о ней. Но думать было нужно из‑за возможной беременности Бланш. Со времени поездки в Лендс‑Энд прошло два с половиной месяца, и за это время у Бланш не было ни малейшего признака месячных, так что беременность была более чем вероятна. Если Бланш не излечится от того, чем она больна, как она сможет быть матерью своему ребенку? Бесс неутомимо уговаривала подругу выйти замуж как можно скорее: ребенку отец будет намного нужнее, чем самой Бланш — муж.

Бланш наконец выпрямилась и теперь сидела в нормальной позе. Бесс почувствовала себя легче. Больная начала аккуратно вытирать лицо. Она старалась не смотреть на Бесс, и та поняла, что подруга стесняется ее. Самой Бесс тоже было сейчас неловко.

— Позволь, я налью тебе этого чая, — тихо и ласково сказала Бесс и каким‑то образом сумела улыбнуться.

— Приступ прошел, — так же спокойно ответила Бланш.

Бесс поднялась на ноги и осторожно спросила:

— Ты вспомнила что‑то новое?

Бланш наконец взглянула на нее, потом тоже встала на ноги.

— Нет. Я все время оставалась в одном определенном моменте бунта, — ответила она и вздрогнула всем телом.

Бесс знала, что подруга твердо решила не вспоминать больше, если сможет, ни одной подробности того дня и убийства своей матери. Потом Бланш перевела взгляд на закрытую дверь библиотеки.

Бесс тоже подумала о сэре Рексе. Инстинктивно она была готова обвинить его в этом последнем приступе болезни. Но разве для этого была причина? У Бланш были приступы и тогда, когда сэра Рекса не было рядом. Приступы теперь случались так часто, что Бланш поневоле заперлась в личных комнатах своего особняка. Бесс не упрекала ее за это, но прятаться не было смысла: все слуги и так уже знали правду.

«Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам», — вспомнила Бесс и внутренне напряглась.

Сэр Рекс был в ужасе: она прекрасно видела по его лицу, как он потрясен и подавлен. Но он был добрым и заботливым с Бланш. Это Бесс тоже видела.

И он отец будущего ребенка.

Бланш крепко прижала руки к груди и стала растирать одну ладонью другой, словно ей было холодно.

— Он еще здесь? — спросила она.

Бесс налила новую чашку чаю.

— Думаю, что да. Но может быть, тебе лучше не видеть его — по крайней мере, сейчас.

У Бланш вырвался хриплый стон.

— Мне было так больно снова увидеть его.

Бесс подала ей чай, пристально взглянула на нее и спросила:

— Ты по‑прежнему любишь его?

Бланш отвела взгляд в сторону.

— Разве я могла разлюбить такого человека? — Больная прижала к груди чашку и блюдце и впилась взглядом в запертую дверь так, словно хотела увидеть через нее сэра Рекса.

— Ты хочешь отказаться от помолвки с Дэшвудом? — спросила Бесс. Сама она уже начала думать, что Дэшвуд в конечном счете может не подойти для Бланш.

Бланш повернулась к ней лицом и ответила:

— Он достаточно умен, чтобы управлять моим состоянием. Ты сама с этим согласна.

— Да, согласна, — ответила Бесс, но не добавила, что сэр Рекс тоже достаточно умен для этого.

— Я не могу иметь ребенка, не имея мужа. Я и так уже наполовину отверженная, — сказала Бланш.

— Не можешь, — согласилась ее подруга, хмуро и внимательно глядя на нее.

— Я совершенно сбита с толку, — тихо сказала Бланш и добавила: — Бесс, мне нужно уйти. У меня снова очень болит голова.

Бесс подумала, что сейчас это самый разумный выход.

— Я пришлю к тебе Мег, — сказала она подруге, но обе знали, что горничную не нужно звать. Мег постоянно была рядом, ожидая приказа, как солдат на посту, и делала все, что требовалось ее госпоже. Бесс уже поняла, что эта девушка искренне любила свою хозяйку. Ей просто цены не было.

Бесс помогла подруге выйти из комнаты. Проходя мимо золотой комнаты, она увидела там сэра Рекса. Он стоял, опираясь на костыль, и внимательно всматривался в обеих женщин. Бланш покраснела, быстро отвела глаза и стала быстро подниматься по широкой лестнице. Бесс задумчиво повернулась к нему и вошла в золотую гостиную.

Сэр Рекс быстро подошел к молодой даме и спросил:

— Как она себя чувствует?

Бесс заметила, что он очень озабочен. «Я сохраню вашу тайну», — вспомнилось ей.

— Ей лучше. Она пошла отдохнуть наверх.

— Давно ли с ней это происходит?

Бесс насторожилась. Она не знала, какую часть правды может ему открыть.

— Бланш страдает от сильнейших мигреней, — начала она.

— Это была не мигрень! — резко ответил он и густо покраснел. — Не считайте меня дураком!

Бесс немного помолчала, не зная, на что решиться, потом сказала:

— Я очень ценю, что вы так беспокоитесь о ней. Но я не уверена, что вы можете ей чем‑то помочь.

— Она не сумасшедшая! — сказал сэр Рекс, и его лицо сжалось, выражая твердую решимость верить в это.

Но Бесс увидела страх в его глазах. Неужели он влюблен в Бланш? Возможно ли это? Но разве она не чувствовала, что сэр Рекс из тех мужчин, которые остаются рядом со своей женщиной при любых обстоятельствах и при любой ее болезни?

— Мне не пристало обсуждать личные дела Бланш, сэр Рекс, — сказала она.

Он взглянул ей в глаза и заявил:

— Вы мне никогда не нравились, леди Уэверли. Но сегодня мое отношение к вам изменилось. Вы верный друг. Извините меня за мое прежнее мнение о вас.

Бесс покачала головой и ответила:

— Я всегда чувствовала, что вы считаете меня недостаточно хорошей для Бланш. И я действительно плохая компания для нее. Бланш добрая и великодушная, а я легкомысленная эгоистка. — Она пожала плечами. — Но я люблю ее и всегда буду любить. — Она мрачно улыбнулась. — Бланш вернулась в таком состоянии из Лендс‑Энда. Там произошло что‑то, что причинило ей огромное страдание и сделало ее слишком чувствительной — на ее беду. Не могли бы вы сказать мне, что это могло быть?