Женщины в эпоху Крестовых походов - Елена Майорова

Вторая хрестоматийная притча повествует о том, как Елизавета нашла на улице прокаженного сироту и, приведя в княжеский дворец, уложила в супружескую постель. Жесткосердная свекровь и девери тут же донесли Людвигу, что его жена привела на супружеское ложе чужого юношу. Разгневанный муж сдернул покрывало и остолбенел: на белых простынях лежал Иисус Христос.

Людвиг и Елизавета были еще очень молоды, но провидение уже наградило их двумя детьми. Несмотря на неприязнь родных графа, маленькая семья была счастлива.

Людвиг приходился родственником императору, и тюрингский дом всегда хранил верность Штауфенам.

Фридрих хорошо знал это семейство. Атмосфера теплоты и понимания, созданная Елизаветой, действовала на него притягательно. Но и сама эта необыкновенная, исполненная любви и милосердия женщина не могла не произвести на Фридриха глубокого впечатления. Душевная чуткость и воображение, необходимые для того, чтобы воодушевить людей, зажечь в их сердцах самое чистое пламя, повести их за собой, были присущи ей в огромной степени. Ее пример становился заразительным — так действовали на всех необыкновенные свойства ее личности. Многие дочери знатных тюрингенских фамилий стремились ей подражать.

И внешность дочери Андраша Венгерского не была заурядной. Оставшиеся изображения святой Елизаветы условны и идеализированы, по в определенной степени должны передавать особенности ее облика. II. современным меркам она была весьма привлекательна.

Елизавета была беременна третьим ребенком, когда прозвучал призыв императора отправиться в Крестовый поход. Людвиг тотчас откликнулся, хотя сильно горевал из-за разлуки с женой и маленькими детьми. Возможно, 5 тыс. марок серебром, заплаченные Фридрихом за участие Людвига в этой кампании, несколько утешили принца, но на душе у него было тяжело. Можно подумать, что он уже предвидел свой печальный конец.

Вместе с другими рыцарями граф ожидал прибытия остальных воинских отрядов в Бриндизи. Сильная жара, непривычная для германцев, способствовала возникновению эпидемии. Когда они наконец отплыли, Людвиг был уже болен. Рассказывали, будто он увидел стаю белых голубей, вьющихся вокруг мачты корабля, — согласно семейному преданию, это было верной приметой смерти кого-то из членов его дома. Примета не обманула и на этот раз: он скончался еще до того, как флотилия повернула назад из-за того, что заболел сам император.

Противники Фридриха прекрасно знали о бедственном положении крестоносного войска, однако утверждали, что это лишь лживая пропаганда императорских клевретов. Более того, они обвиняли императора в отравлении Людвига, «между тем как такое преступление помимо всякой нравственности не могло иметь никакой цели и было бы простым безумием», — негодовал Фридрих фон Раумер.

Однако были и такие, которые поверили в эту бессовестную пропаганду из-за особого отношения Фридриха к супруге своего кузена.

Когда весть о смерти Людвига дошла до Германии, Елизавета как раз родила своего третьего ребенка, дочь, названную Софией. Младший брат мужа Конрад и мачеха София Баварская отослали Елизавету вместе с детьми в замок Вартбург.

Елизавета могла вернуться к родным в Венгрию или уйти в монастырь, что стало бы логическим завершением ее духовных исканий; могла, наконец, снова вступить в брак, как делало большинство знатных вдов. Но она выбрала иную участь — путь смирения, милосердия и самоотречения.

Регентство при 4-летнем племяннике Германе II захватил сводный брат Людвига Кроткого Генрих Распе. Затем, презрев права сироты, и вовсе провозгласил себя ландграфом Тюрингии. Но бароны и рыцари восстановили в правах маленького сына Елизаветы, правда, отобрав его и двух других детей у матери. Радикальная бедность, которую ввела в свой обиход Елизавета, могла в прямом смысле оказаться смертельной для маленьких принцев.

Разлученная с детьми, Елизавета нашла приют у своего духовного наставника Конрада Марбургского, который не только отличался убийственным аскетизмом, но был одним из самых свирепых гонителей всевозможных ересей и обличителем всяческих пороков. Он поселил графиню в глинобитной хижине, где она в нищете вела жизнь, полную деятельной любви к ближним и ужасных самобичеваний. Елизавета молилась и пыталась творить добро своими личными средствами. Она основала больницу для бедных, собирала милостыню и два раза в день кормила неимущих. Молва широко разнесла славу о святости Елизаветы.

После смерти Иоланты Сирийской Фридрих всерьез задумался о женитьбе. Невестой он видел овдовевшую Елизавету, степень родства с которой не препятствовала брачным планам. Между смертью Изабеллы и кончиной Елизаветы прошло всего шесть с небольшим месяцев, и все это время его решение крепло. Возможно, императора согревали воспоминания о Констанце Арагонской, которая была не только его женой, но преданным другом и добрым гением дома. Сходство было налицо: Елизавета также любила своего мужа, также овдовела, также лишилась детей, пусть они и были живы. Императору казалось возможным и правильным повторить тот первый счастливый брачный опыт и вновь обрести такую семью, какую не смогла создать его молоденькая вторая жена. Не исключено, что его привлекала именно непохожесть Елизаветы на остальных женщин, ее высокая духовность и способность к самоотречению. Фридриха принято считать циничным безбожником, но заманчиво предположить, что Елизавета нужна была ему для того, чтобы проявились какие-то иные черты его многогранной натуры.

И все же при всей привлекательности этого допущения трудно представить, чтобы под влиянием святой женщины блистательный и порочный принц превратился в ограниченного постника. А уж вообразить лечение прокаженного сироты в постели императора просто немыслимо.

Однако насколько серьезны ни были планы Фридриха, судьба распорядилась иначе. Лишения и самоистязание совершенно подорвали здоровье молодой женщины. Она умерла 17 ноября 1231 г. в возрасте 24 лет, надеясь на скорую встречу на небесах с дорогими усопшими.

Так развеялась еще одна мечта Фридриха. Наверно, именно в это время он осознал, что когда иллюзии рассеиваются, а рассеиваются они непременно, приходит такая безысходность, что лучше вовсе отказаться от той короткой радости, робкой надежды, что будто бы заклубилась в тумане мечтаний.

Духовник Елизаветы Конрад Марбургский прославился тем, что стал исполнять обязанности главного инквизитора Германии. Его преследования еретиков переросли в массовые убийства и оргии произвола, в которых Конрад отличался особой, граничащей с сумасшествием, яростью. 25 июля 1233 г. он был убит имперскими дворянами при одобрении короля Генриха.

После смерти Елизаветы ее деверь Конрад Тюрингенский глубоко раскаялся и в 1232 г. построил в Марбурге собор в честь милой Елизаветы — один из самых прекрасных соборов в Германии.

Великий магистр Тевтонского ордена и личный друг Фридриха Герман фон Зальца выхлопотал причисление Елизаветы Венгерской к лику святых. Разумеется, пишут современные исследователи, он сделал это «в интересах своего ордена» — как будто поступить таким образом было неумно или непорядочно. Мудрый и дальновидный фон Зальца, несомненно, уловил настрой общественного мнения. И, конечно, канонизация Елизаветы была произведена с ведома и по прямому распоряжению императора — без его воли ничто не могло произойти.