Святитель Григорий Богослов. Сборник статей - Григорий Богослов , святитель (Назианзин)

Речь, влагаемая поэтом в уста его родителя, при своей краткости поражает особенной естественностью и способностью поэта проникаться чужими мыслями и чувствами. А собственная его молитва на корабле, речь его перед Собором – это поток слов, прямо и искренно льющихся из сердца. Самое размышление, направленное против господствующих арианских мнений, и общее суждение о заблуждениях других еретиков, против которых он ратовал всей силой своей благочестивой ревности и благопокорного терпения, и это суждение, при всей отвлеченности некоторых мыслей, так же пригодно и уместно, как, например, рассуждения английских правителей о политическом состоянии европейских государств и о современных войнах в исторических драмах Шекспира.

В заключение разбора стихотворений Григория остается пожалеть о том, что эти творения существуют для нас только в простом прозаическом переводе. Конечно, поэтические их совершенства ярко просвечивают и в переводном русском языке, но все же отсутствие гармонической музыкальности подлинного стиха составляет важную и великую потерю. С восполнением этого ощутимого недостатка вполне можно быть уверенным, что эти стихотворения могли бы поспорить своим достоинством со многими прославленными лирическими произведениями, заменить многие из известных у нас настольных поэтических сочинений. Св. Григорий Богослов упражнялся в стихотворстве, между прочим, по собственному его добродушному признанию, и для того, чтобы иметь преимущество пред прославившимися у греков поэтами. И он действительно много возвысился над ними как в самом взгляде на поэзию, так и в выполнении дела; дав лучшее и достойное содержание своим стихотворениям, он исключил из сферы предметов поэтического выражения все низкое и грубое, и действительно, при своей усиленной крайности, оно не нуждается в новом оживотворении и изображении, тем более что оскорбительное для нравственного чувства и для нетвердых в добродетели служит всего более поводом к новым падениям. Поэтому-то даже при изображении языческого нечестия и разврата св. Григорий не описывал самых крайних степеней развития зла, чего можно было бы ожидать от писателей так называемой натуральной школы[945]. Что касается до поэтического выражения и раскрытия, то в круге избранного содержания Григорий Богослов действовал совершенно свободно и полновластно и озарил это содержание таким ясным светом, какой невозможно найти ни у кого другого из поэтов. Важно и то, что при всех воплях о суете жизни он весьма далек от того ропота, какой дозволяли себе разочарованные мечтатели. Все это такие совершенства, которые необходимо иметь поэтическим произведениям во всякое время. А тем, которые порицали его стихи за внешнюю форму, св. Григорий написал в ответ только такие слова: «Охуждаешь размер моих стихов, но это потому, что сам не наблюдаешь размера, когда пишешь ямбами и производишь на свет какие-то выродки стихов. Какой слепец узнавал видящего? Кто, не двигаясь с места, догонял бегущего?»[946] Из этого видно, что деланные ему порицания были совершенно несправедливы.

Впрочем, говоря таким образом, не лишним почитаем напомнить, что главная заслуга св. Григория Богослова не в том, что он поэтически изложил христианское учение, а в том, что с апостольской ревностью защищал святую веру от нападений ее врагов и передавал ее другим во всей ее чистоте и целости. Истины религии христианской имеют сильное влияние на наши души и в том случае, когда излагаются в простоте веры и без всякой искусственности. Но если Григорий Богослов, исполняя свое высокое служение Церкви, не уступал прославленным мирским поэтам в самой художественности изложения христианского учения, то тем безответственнее пред Богом все христианские писатели, чем они равнодушнее к поэтическим творениям сего великого отца Церкви.

Священник Д. Рождественский

Элемент современности в Словах и Беседах Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста[947]

I

Предмет христианской проповеди составляет вечное и неизменное евангельское учение о спасении, преподаваемое верующим в согласии с церковным Преданием через пастырей или через лиц, имеющих особое полномочие от Церкви на служение слова[948]. Единственная цель церковной проповеди – содействие верующим в достижении ими вечного спасения через устроение земной жизни соответственно евангельскому учению[949]. С особенной последовательностью и настойчивостью мысль об учении Господа нашего Иисуса Христа как единственном предмете христианской проповеди проведена профессором М. М. Тареевым во второй главе его критических очерков «По вопросам гомилетики». А один из новейших иностранных гомилетов (Геринг), определив проповедь как живое свидетельство о Христе и совершённом Им деле спасения, находит возможным и самую проповедь именовать евангелием, поскольку она, соответственно своему назначению, изображает перед верующими Христа Иисуса, Который сделался для пас премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением (1 Кор. 1:30)[950]. Такое понятие о предмете и цели проповеди всецело основывается на Священном Писании. По словам профессора Барсова, «вопрос о том, что такое проповедь… по самому своему существу или природе… в Священном Писании решается (и именно в указанном смысле) до того ясно и категорически, что не остается ни малейшей возможности, с точки зрения церковной, для какого-либо иного его решения»[951]. Отсюда ясно, что не все то, что говорится с церковной кафедры посвященными или уполномоченными от Церкви лицами, есть проповедь в истинном значении этого слова. По замечанию того же профессора, «проповедь утрачивает свою природу, перестает быть проповедью, не только когда перестает говорить о Христе и Его учении, но и тогда, когда в самом учении о Христе отрешается от символического учения Церкви и вдается в спекулятивные изыскания о вере»[952].

Учение о Христе Спасителе, о Царствии Божием и вечном спасении заключается в Священном Писании, которое понимать и толковать (нам, православным) следует согласно с учением Церкви; но если существуют, по повелению Спасителя, пастыри – учители, то, очевидно, не для буквальной передачи Откровенного учения с принятыми Церковью толкованиями его, что можно было бы заменить чтением. «Проповедник христианский не есть простой чтец Божественного слова… его речь должна вытекать из глубины его души, из глубины его верующего, искренно убежденного сердца»[953]. Проповедник должен, следовательно, привносить нечто от себя. Американский проповедник Брукс дает проповеди следующее определение: «Проповедь есть передача истины через посредство личности»[954]. Но всякая личность, развиваясь, постоянно изменяется, а вместе с тем изменяются требования и запросы целых человеческих обществ; поэтому задача проповедника не только быть верным неизменной евангельской истине, но и применять неизменное учение о спасении к непрерывно изменяющимся условиям времени и состоянию слушателей. Таким образом, в проповеди необходимо различать два элемента: неизменный, заимствуемый из слова Божия, и постоянно изменяющийся, привносимый личностью проповедника и обуславливаемый нуждами и