Собрание сочинений. Том 3. Крылья ужаса. Мир и хохот. Рассказы - Юрий Мамлеев

— Я согласная.

Виден был только ее нос, высовывающийся из-под одеяла. Василек и Наталья заплакали. Но надо было готовиться к церемонии.

— Вам невмоготу, но и мне невмоготу на этом свете, — шептала только Катерина Петровна.

После такого решения она вдруг набралась сил и, покачиваясь, волосы разметаны, заходила по комнате.

— Ты хоть причешись, — укоряла ее Наталья Петровна. — Не на пляже ведь будешь лежать, а в гробу.

Катерина Петровна хихикнула.

Один Митя смотрел на все это, отупев.

— Ежели она сама желает, то и я не возражаю, — разводил он руками, — мне горшки тоже надоело выносить и промывать.

— Ты только помалкивай, — поучал его Василек. — Видишь, люди кругом ненормальные стали. Глядишь, и освистят нас, если что…

— Она-то согласная помереть, но сможет ли, — жаловалась Наталья. — Хорошо бы до опускания в землю померла. По ходу.

Начались приготовления. А Екатерине Петровне стало что-то в мире этом казаться. То у сестры Натальи Петровны голова не та, точно ее заменили другой, страшной, то вообще люди на улице пустыми ей видятся (как присядет Екатеринушка у окошечка), словно надуманными, то один раз взглянула во двор — брат-дедок Василек за столом сидит без ушей. То вдруг голоса из мира пропали, ни звука ниоткуда не раздается, будто мир беззвучен и тих, как мышь.

Старушка решила, что это ободряющие признаки.

Наступил заветный день.

— Сегодня в девять утра ты умерла, Екатеринушка, — ласково сказал дед Василий. — Лежи себе неподвижно на кровати и считай, что ты мертвая. Наталья уже побежала к врачу, Михаилу Семеновичу, — сообщить.

Старушка всхлипнула и мирно согласилась.

— Не шевелись только, Катя, Христом Богом прошу, — засуетился Василек. — Ведь скандал будет. Еще прибьют и тебя и меня. Зачем тебе это?

— Я согласная, — прошептала тихо старушка.

— А я за Почкаревыми сбегаю. Пусть соседи видят, — и Василек двинулся к двери.

— А где Митька? — еле выдохнула старушка. Василек разозлился:

— Да ты померла, Катя, пойми ты это. Уже девять часов пять минут. При чем тут Митька? Он сбег от страху и дурости.

— Поняла, поняла, Василий.

— Гляди, какая ты желтая. Покойница на веки вечные.

И Василек хлопнул дверью.

Скоро пришли супруги Почкаревы, просто так, взглянуть. Старушка не храпела, не двигалась, не шипела.

— Тяжело видеть все это, — проговорил Почкарев и тут же исчез.

Почкарева же нет — подошла поближе, внимательно заглянула в лицо Катеринино. Дедок даже испугался и от страха прыгнул в сторону.

— Царствие ей небесное, — задумчиво покачала головой Почкарева. — Старушка невинная, беззлобная была!

— Она уж теперь в раю! — из угла выкрикнул Василек.

— Это не нам решать, — сурово ответила Почкарева и вышла.

— Ну, что? — тихо-тихо спросила Екатеринушка исчезающими бледными губами.

Василек подскочил к ней.

— Спи, спи, Екатерина, — умильным голосом проурчал он. — Спи себе спокойно. Никто тебе не мешает.

Через час пришла Наталья. Отозвала в коридоре Василька.

— Ну, Вася, — зашептала она, — Михаил Семенович так и выпалил: «Да она уж давно должна помереть. Сколько можно». Но для порядку сестру пришлют, чтоб удостоверить смерть, тогда и справку подпишет.

— Когда сестра придет?

— Часа через три обещала.

Екатеринушка лежала, как мертвая, хотя никто не приходил наблюдать ее. Сама по себе лежала мертвецом. Никаких видений уже не было в ее душе.

Прибежал Митя.

— Как дела? — спросил он у матери и кивнул в сторону лжепокойной.

— Подвигаются, — угрюмо ответила Наталья и смахнула слезинку.

Через час старушка шевельнулась. Василек струсил.

— Не надо, Катя, не надо, привыкай. Ждать недолго, скоро схороним.

— Чаю хочу, — громко, на всю комнату сказала Екатерина.

— Многого хочешь, Катя, — осклабился Василек. — Может, тебе еще варенья дать? Покойницы чай не пьють. Терпи.

— Да ладно, давай я ее напою и поисть чего-нибудь дам, хоть она и мертвая, — разжалобилась Наталья.

— Ты что, мать? — заорал вдруг Митя. — Вы ей жрать будете давать, а дерьмо? Что мне ее, из гроба на толчок вытаскивать, что ли, пока она тут будет валяться? Дядя Василий ведь гроб завтра оформит, у него блат. Но пока похоронят, я с ней тут с ума сойду. — Митя даже покраснел от злости и стал бегать по комнате.

— Изувер ты, изувер, — заплакала Наталья, — что ж она, без глотка воды будет три дня в гробу лежать?

— Да, конечно, Наталья, ты права, — смутился Василек. — Небось не обмочится. Как-нибудь выдержим.

— Выдержите, ну и выдерживайте, — рассвирепел Митя. — А если от гроба мочой будет вонять или чем еще — на себя пеняйте. Похороны сорвете. Люди могут догадаться! А я больше таскать ее на горшок не буду, хоть и из гроба.

И он убежал.

— Вот молодежь! — покачал головой Василек. — Все горе на нас, стариков, сваливают.

Екатеринушка между тем была тиха и не сказала ни единого слова в ответ. Наталья, в слезах, из ложечки напоила старушку.

Та умилилась и как-то совсем умолкла, даже душевно.

Пришла медсестра. Василек ее близко к кровати, на которой лежала покойница, не подпущал, но сестра сама по себе еле держалась на ногах от усталости и чрезмерной работы.

— Ну что тут смотреть, — разозлилась она. — Ясное дело — покойница. Приходите за справкой завтра утром. Я побегу.

И побежала. Главное было сделано. Справка о смерти почти лежала в кармане. На следующий день Василек, помахивая этой бумагой перед самым носом чуть-чуть испугавшейся Катеринушки, говорил ей:

— Ну, теперь все, Катя! Документ есть. Гроб завтра будет. И через два-три дня схороним.

— И ты отмучаешься, Катя, и мы, — всхлипывала Наталья.

— Я што, я ничаво, — чуть шамкала старушка, лежа, как ее научили, в позе мертвой.

— Попоить тебя?

— Попои, сестренка, — отвечала старушка. — А то все, все болит. Тяжко.

— Скоро кончится, — заплакал Василек.

Гроб внесли на следующий день. Василек запер дверь на ключ — мало ли что. В комнате оставались еще Наталья Петровна, Митя и будущая покойница.

— Давай, Митька, помогай. Сначала снесем ее на горшок. А потом в гроб.

— Не мучьте меня! — ответил Митя.

— Да я хочу только на горшок, а не в гроб. В гроб — не сегодня, — закапризничала вдруг старушка.