Легионер. Век Траяна - Александр Старшинов

— И не подумаешь, что он крутой вояка! — бормочет Кука.

В жертву Марсу приносят быка, овцу и свинью.

Привели животных. Помощники понтифика вынесли секиру, увитую лентами, сосуд с благовониями, нож, кропило и чашу для возлияний. На рогах быка трепетали ленты, лежали венки, огромное животное вели по кругу мимо легионеров двое. Следом семенила овца, и как-то весело, задорно похрюкивая, трусила мелкая свинка.

— Могли бы и пожирнее найти, — заметил Кука. — Несчастный им попался поросенок.

Быка подвели к алтарю. Он вдруг рванулся, поволок за собой державших, ропот ужаса и удивления побежал по рядам. Боги давали знак. Бык замычал протяжно, тоскливо, не желая умирать во славу Рима. Удар секиры, затем — кривого жертвенного ножа, и кровь пролилась.

Огонь на алтаре разгорался, еловые ветки выстреливали в небо снопы искр. Из брюха жертвенного быка обряженный в тогу военный трибун вытягивал жгуты вонючих кишок и бросал в огонь. В этот миг он не военный, а жрец, угощающий бога Марса кровавой пищей. Вкусный дровяной дым сменился чадной вонью горящего мяса. Чтобы забить мерзкий запах, помогавший наместнику легат Наталис принялся швырять в огонь пригоршнями шарики благовоний. Кровь текла, напитывая землю. Трибун-латиклавий поправлял окровавленными руками сползающую с головы полу тоги, пятная белую шерсть алым. Наместник запустил чуть ли не по локоть руки в брюхо убитого и уже практически выпотрошенного быка, прежде чем добрался до печени.

Несколько мгновений он держал огромную черную печень на ладонях, под ноги и на башмаки капала кровь. Издалека печень убитого животного казалась огромным черным цветком.

Все замерли, ожидая.

— Хвала богам! — выкрикнул наместник Лаберий Максим, срывая голос. — Поход наш будет удачным.

Весна 854 года от основания Рима[130]

Дакия

Траян в тот же день, что и Лаберий Максим, переправился через Данубий гораздо выше по течению — у Ледераты. Как и Лаберий Максим, император заложил постоянный лагерь на левом берегу и двинулся дальше. Небо то рушило дождь, то пекло жаром, чередуясь. Всадники, ускакавшие вперед, вернулись, сообщили, что дальше на северо-запад идет вполне сносная дакийская дорога. На севере сигнальным огнем горела подожженная разведчиками деревня.

В долине реки варвары бросили небольшую крепость и все деревушки вокруг. Селения римляне сожгли, жителей, кто не успел бежать, заковали, а крепость Траян приказал перестроить.

Здесь во временном лагере возле чужой крепости Траян устроил военный совет.

Император ожидал куда более решительного отпора в первые дни. Не любил старый солдат всех этих уловок, ударов исподтишка, засад в лесах и на перевалах. Где открытый бой? Где пресловутая дакийская смелость? Прячутся? Надеются, что горы их снова спасут? Почему они даже не пробовали помешать переправе? Решили заманить римлян вглубь, как когда-то заманили Корнелия Фуска? Собираются с силами? Ждут от кого-то помощи? Не может быть, чтобы Децебал не ведал, каким путем двинутся римляне. Уж явно не путем Фуска, не долиной реки Алуты к роковому перевалу. Путь своей армии Траян наметил поначалу в обход гор, практически все время по равнине и небольшим холмам, от одной дакийской крепости к другой, форсируя многочисленные реки, строя дороги, укрепления и мосты. Очень много мостов. Напрасно Адриан убеждал, что путь через Боуты удобнее, а ловушек можно избежать, если Траян пошлет Адриана вперед с небольшим отрядом. Траян назвал план племянника нелепым лихачеством и отверг. Император любил обстоятельность во всем; героизм проверенный, взвешенный. Своей склонностью к авантюрам Адриан неприятно напоминал императору нетерпеливого Корнелия Фуска.

Так что теперь Траян попросту огласил подробности предстоящей кампании для тех, кто не был посвящен в планы императора, — для легатов и примипилов, что присутствовали на военном совете.

— Что-нибудь известно о Децебале? — спросил Лициний Сура.

— Пока ничего, — ответил ему префект претория Клавдий Ливиан, назначенный взамен казненного Касперия.

— Может, подождем перебежчиков? — Адриан опять не утерпел и вылез с предложением. — Неужели все так хотят сражаться?

— Или послов, — добавил Сура.

— Тебе сообщили о прибытии послов? — спросил Траян у Суры. Замечание Адриана он проигнорировал.

— Нет.

— Будем двигаться, — сказал Траян. — Медленно. Осторожно. При проведении работ как минимум половине солдат стоять в охранении. Отправляясь за фуражом, всегда брать с собой охрану из всадников. Неведомо, отважится царь даков дать сражение или будет изводить нас мелкими стычками и пытаться устроить ловушку. Фрументариям особое внимание на подвоз хлеба — даки наверняка попытаются захватывать наши обозы. Мы должны быть ко всему готовы. Возможно, увидев, что мы уже подходим к его столице, царь окажется более сговорчивым.

Адриан нахмурился. Строить дороги у подошвы горных массивов — дело нехитрое, вырубай дубравы и двигайся дальше. К тому же здесь немало открытых мест — поля, небольшие деревушки, все практически брошенные. А вот что они будут делать, когда полезут в горы?

* * *

Каждый вечер Траян диктовал писцу отчет о произошедшем за день. Писец тщательно записывал все на пергамент. Уже добрая половина свитка была исписана аккуратным четким почерком. Когда-нибудь эти записки будут читать не менее внимательно, чем «Записки» Гая Юлия о Галльской войне. Давно Рим не отваживался на такое дерзкое предприятие, давно империя не собирала подобную армию.

«Как бы не вышло из всего этого нового Тевтобургского леса»,[131]— сказал как-то Адриан.

Но Траян так выразительно посмотрел на племянника, что у того отпало всякое желание шутить в тот вечер.

Впрочем, не только Траян вел походные дневники, Адриан тоже записывал, но тщательно скрывал это от дяди. Траян, как-то увидев, что племянник что-то сочиняет, поинтересовался, что именно. От ответа на вопрос Адриан попытался ускользнуть, пробормотал что-то невнятное. Потом, смутившись и покраснев, признался, что пишет стихи. Траян знал о слабости греченка к искусству. И не одобрял: право же, у Рима был уже один правитель-актер, не хватало ему еще и поэта. Молодому Адриану принцепс не доверил в командование легион, оставил при штабе — вести переписку с Сенатом. С одной стороны — вроде как посвящал в дела государственные, с другой — не подпускал к серьезному делу.

Кажется, Адриан был единственным, кто настаивал на маршруте вдоль реки Алута к перевалу Боуты. Все остальные стояли за путь через долину реки Бистры — там Теттий Юлиан одержал победу. Слово «победа» всех гипнотизировало.