Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800 - Александр Чудинов

Мюрату: «Я самый несчастный из людей. Вы нас оставили триумфаторами, а теперь вот подписана позорная капитуляция. Мы покидаем Египет, который должен был стать прекраснейшей из колоний Франции. Все, кому дорога честь и родина, возмущены».

Маре: «Что касается меня, дорогой Маре, то я глубоко несчастен из-за происходящих здесь событий. Египет мог стать великолепным достоянием Французской республики» и т. д.

Бертье: «Латур-Мобур высадился вчера в Абукире и сегодня уехал в Каир. Он был поражен, узнав о капитуляции, подписанной со Шмитом [Смитом] и великим визирем. Она погрузила меня в черную меланхолию, как и всех тех, кто любит честь и родину. Если бы я мог предвидеть такое гибельное развитие событий, я бы забился на дно трюма “Карьера” или “Мюирона”».

Впрочем, беспокоясь о своем будущем - о том времени, когда он, как полагал, вскоре вернется во Францию, Мену заботился и о настоящем: его фактическая изоляция в Розетте слишком бросалась в глаза, чтобы не вредить его репутации в армии. 14 марта 1800 г. он обратился с выспренным посланием к генералу Дама, прося сообщить, в какую из воинских частей он, Мену, мог бы поступить простым гренадером, ибо «принести какую-либо пользу своей стране и, если потребуется, умереть за Республику - это всё, на что может претендовать один из наиболее пылких и усердных ее защитников». Столь странная, если не сказать нелепая, просьба со стороны самого старшего как по возрасту, так и по сроку службы генерала Восточной армии свидетельствует о полном прекращении в указанный период какого бы то ни было общения между ним и Клебером. Вместо того чтобы напрямую обратиться к главнокомандующему в рабочем порядке, как это постоянно делали другие генералы, Мену, чтобы обратить на себя внимание, вынужден прибегать к подобного рода эскападе.

Впрочем, на войну он, по своему обыкновению, опоздал. Его письмо прибыло в Каир накануне разрыва Эль-Аришского соглашения и возобновления военных действий, когда Клеберу и Дама было явно не до переживаний розеттского затворника. Поэтому тот продолжал коротать время в кругу семьи, строча донесения своему далекому покровителю во Францию. 19 марта он отправил Бонапарту очередное письмо. Сообщив о срыве перемирия по вине адмирала Кейта, Мену выразил удовлетворение тем, что теперь-то армия из Египта точно не эвакуируется. Далее он подробно описал плачевное состояние финансов (как будто оно стало таковым лишь после отъезда Бонапарта), попенял на плохую работу оккупационной администрации и в очередной раз пропел осанну Первому консулу:

«Надо сказать, гражданин Консул, поскольку вы любите правду, что наша администрация здесь была отвратительна. Преобладала жажда золота, а также забвение всех принципов чести и морали. Вы бы, конечно, тут всё исправили, но обстоятельства дали вам положение еще более предпочтительное для нашего блага».

В заключение Мену не преминул отметить, что готов и далее исполнять обязанности доверенного информатора Бонапарта, которые тот возложил на него перед своим отъездом из Египта: «Я счел должным сообщить вам, гражданин Консул, о том, что здесь произошло, как вы мне это велели делать, садясь на корабль у Александрийского маяка».

Лишь после того как армия великого визиря была уничтожена, Дама 22 марта нашел время передать Мену ироничный ответ Клебера на намерение коменданта Розетты идти воевать простым гренадером:

«Генерал Мену не приехал в Каир, куда я вызывал его на протяжении трех месяцев, чтобы доверить ему важную миссию. С тех пор мне ничего не оставалось, как думать, что он предпочитает мирно сочинять у себя кабинете мемуары о торговых связях Франции с различными колониями. А поскольку меня гораздо меньше интересовало то, как выращивать хлопок, сахарный тростник и индиго в Египте, чем то, как накормить армию, выплатить ей жалованье и обеспечить оружием и боеприпасами, я не счел нужным открывать дискуссию о политической экономии и забыл о генерале Мену. Теперь же, если генерал Мену хочет нести активную службу, пусть быстрее приезжает в Каир. Я выкажу ему свое доверие и дружеское отношение, назначив комендантом этого города и его окрестностей; такой пост после моей должности самый важный в Египте, и поэтому я хочу ему его доверить».

Почему, несмотря на откровенную оппозицию Мену политике Клебера, последний всё же готов был предоставить ему столь высокую должность? Скорее всего, зная о близости Мену к новому правителю Франции, перед которым, как предвидел Клебер, ему вскоре придется держать ответ за Эль-Аришское соглашение, главнокомандующий стремился вовлечь оппозиционного генерала в текущую деятельность армии и тем самым заставить принять на себя долю ответственности за происходящее в Египте. Тем более что в самый разгар осады Каира должность коменданта этого города отнюдь не являлась почетной синекурой.

И все же Мену опять сумел уклониться от того, чтобы взять на себя какую-либо реальную ответственность, и по-прежнему сохранил свое беспроигрышное положение независимого критика. 29 марта он прислал генералу Дама письмо, в котором поздравил командование армии с победой при Гелиополисе, попутно заметив, что, если бы оно не забыло о существовании «старого солдата», то он, Мену, сражаясь против турок, конечно, доказал бы свое право на уважение со стороны Клебера. Далее он пояснил, что работал над мемуарами об экономике Египта не просто так, а выполняя свой священный долг, каковым для французов является колонизация этой страны. По той же причине он выступает и против эвакуации армии. Ну а поскольку он человек столь честный и откровенный, беззаветно преданный Республике и чуждый всякой интриге, то, конечно же, сработаться с вороватой администрацией не сможет, и, стало быть, пост коменданта Каира не для него. Но вообще-то он вполне готов к совместной работе.

Это надо было так ухитриться: не просто отклонить нежелательное для себя предложение (критиковать со стороны всегда гораздо проще, чем пытаться сделать что-то реальное), но и превознести при этом до небес собственные достоинства, заодно бросив тень на всех остальных, кто, в отличие от него, принципиального, мирится с недостатками существующей системы управления Египтом. Не удивительно, что после такого демарша Клебер «вновь» забыл о Мену, на сей раз почти на два месяца. И только 19 мая главнокомандующий вернулся к решению его судьбы, отправив генералу Дама соответствующую записку:

«Генерал Мену не считает возможным принять никакую из тех миссий или должностей, которые я ему предлагал, поскольку его не устраивают то люди, то положение вещей. Не имея возможности поднять вещи и людей до уровня, достойного его, я вынужден предоставить ему полную свободу действий. Отныне он может заниматься, чем пожелает. Я звал его в Каир, чтобы назначить комендантом города, но, поскольку он не захотел принять эту должность, зачем ему сюда ехать? В остальном я считаю необходимым предоставить ему средства для удобного обитания. И у него не должно быть повода жаловаться на то, что обхождение с ним не соответствует его положению».

Вероятно, и на сей раз Дама дословно передал адресату мнение главнокомандующего, как он это делал ранее, и оно Мену явно встревожило. Он отнюдь не хотел оказаться отстраненным от всех дел в тот самый момент, когда Клебер, как думали многие, отказался от идеи эвакуации армии из Египта и взял курс на колонизацию страны, за что, собственно, Мену и ратовал все прошедшие после отъезда Бонапарта месяцы. Всего лишь четыре дня спустя, 23 мая, он, не прибегая более к посредничеству Дама, напрямую написал главнокомандующему из Булака, сообщив, что прибыл в карантинную зону этого речного порта и готов выполнить любую миссию, которую Клебер ему поручит, но просит лишь не возвращать его в Розетту или Александрию, где он практически безвыездно находился с начала похода.