Космическая трилогия - Клайв Стейплз Льюис

– Работать? – переспросил Феверстон, не то чтобы подмигивая, но все же поглядывая в сторону Марка.

– Да, у нас есть и собственная работа, – сказал Кэрри, понижая голос, чтобы показать этим, что говорит всерьез. Так понижают голос, когда речь заходит о вере или о болезнях.

– Не знал за вами, не знал, – сказал Феверстон.

– Вот видите! – сказал Кэрри. – Или спокойно смотри, как все разваливается, или жертвуй своей научной работой. Немножко еще разгребу и сяду за книгу. Все уже готово, продумано, только пиши.

Марк никогда не видел Кэрри обиженным, и ему стало еще веселее.

– Понятно!.. – сказал Феверстон. – Чтобы колледж оставался на высоком научном уровне, лучшие его умы должны забросить науку.

– Вот именно!.. – начал Кэрри и замолчал, ибо Феверстон снова расхохотался.

Бэзби, прилежно занятый едою, тщательно отряхнул бороду и произнес:

– Да, в теории это смешно. Однако, по-моему, Кэрри прав. Предположим, он уходит со своего поста, удаляется в келью. Мы бы имели блестящее исследование по экономике…

– Я, простите, историк, – сказал Кэрри.

– Ну конечно, по истории, – продолжал Бэзби. – Итак, мы бы имели блестящее историческое исследование. Но через двадцать лет оно бы устарело. Работа же, которой он занят теперь, принесет колледжу пользу на очень долгое время. Перевезти в Эджстоу институт! Как вам это? А? Я говорю не только о финансовой стороне, хотя по долгу службы с ней связан. Вы представьте себе, как все проснется, оживет, расцветет. Может ли самая лучшая книга об экономике…

– Об истории, – подсказал Феверстон, но на сей раз Бэзби не услышал.

– …об экономике, – повторил он, – сравниться со всем этим?

Доброе вино уже делало свое доброе дело. Все мы знаем священников, которые рады забыть о своем сане после третьей рюмки. Бэзби обладал другой привычкой: именно в этот момент он о своем сане вспоминал. Священник, уснувший летаргическим сном тридцать лет назад, обретал странную, призрачную жизнь.

– Вы знаете, – сказал он, – что правоверием я не отличаюсь. Но если понимать религию в широком, высоком смысле, я не побоюсь сказать, что Кэрри делает сейчас для колледжа то, чего не сделал никакой Джуэл.

– Я бы не стал употреблять таких слов, Джеймс, – скромно сказал Кэрри, – но…

– Конечно, конечно! – сказал Бэзби. – У каждого свой лексикон.

– А кто-нибудь узнал, – спросил почетный гость, – что именно будет тут делать институт?

Кэрри удивленно посмотрел на него.

– Странно слышать это от вас, – сказал он. – Я думал, вы там свой человек.

– Наивный вы, что ли? – сказал Феверстон. – Одно дело – свой, другое дело – чем они занимаются.

– Ну, если вы имеете в виду частности… – начал Кэрри, но Бэзби его перебил.

– Знаете ли, Феверстон, – сказал он, – вы разводите таинственность на пустом месте. На мой взгляд, цели института совершенно ясны. Он, впервые в истории, занимается прикладной наукой всерьез, в национальных интересах. Один размах говорит за него. Какие здания, какой аппарат!.. Вспомните, сколько он уже дал промышленности. Подумайте о том, как широко он использует таланты, и не только научные в узком смысле слова. Пятнадцать начальников отдела, причем каждый получает по пятнадцать тысяч в год! Свои архитекторы, свои инженеры, свои полицейские… Поразительно!

– Будет куда пристроить сыночка, – заметил Феверстон.

– Что вы хотите сказать, лорд Феверстон? – спросил Бэзби.

– Ах ты, сморозил! – рассмеялся Феверстон. – Совсем забыл, что у вас есть дети.

– Я согласен с Джеймсом, – сказал Кэрри. – Институт знаменует начало новой, поистине научной эпохи. До сих пор все делалось как-нибудь. Теперь сама наука получит научную базу. Сорок научных советов будут заседать там каждый день, протоколы будут немедленно реферировать, распечатывать – мне показывали, удивительная машина! – и вывешивать на общей доске. Взглянешь на доску – и сразу видно, где что делается. Институт работает как бы на твоих глазах. Этой сводкой управляют человек двадцать специалистов, в особой комнате вроде диспетчерской. На доске загораются разноцветные огоньки. Обойдется, я думаю, не меньше чем в миллион. Называется это прагматометр.

– Видите! – сказал Бэзби. – У прагматометрии большое будущее.

– Да уж, не иначе, – сказал Феверстон. – Два Нуля сегодня говорил мне, что сортиры там – выше всех похвал.

– Конечно, – сказал Бэзби. – Не понимаю, что тут смешного.

– А вы что думаете, Стэддок? – спросил Феверстон.

– По-моему, – сказал Марк, – очень важно, что там будут свои инженеры и своя полиция. Дело не в этих прагматометрах и не в роскошных унитазах. Важно другое: наука обратится наконец к общественным нуждам, опираясь на силу государства. Хотелось бы надеяться, что это даст больше, чем прежние ученые-одиночки. Во всяком случае, это может дать больше.

– А, черт! – сказал Кэрри, глядя на часы. – Пора к Нулям. Бренди в буфете. Сифон – на верхней полке. Постараюсь поскорей. Вы еще не уходите, Джеймс?

– Ухожу, – сказал Бэзби. – Я ложусь рано. Весь день на ногах, знаете ли. Нет, надо быть болваном, чтобы тут работать! Сплошная нервотрепка. Дикая ответственность. А потом тебе говорят, что науку двигают эти книжные черви! Хотел бы я поглядеть, как бы Глоссоп повертелся!.. Да, Кэрри, займитесь своей экономикой, легче будет жить.

– Сказано вам, я… – начал было хозяин, но Бэзби, склонившись к Феверстону, уже сообщал ему какую-то смешную новость.

Когда Кэрри и Бэзби вышли, лорд Феверстон несколько минут загадочно смотрел на Марка. Потом он хмыкнул. Потом он расхохотался. Откинувшись в кресле, он хохотал все громче, и Марк стал вторить ему, беспомощно и искренне, как ребенок. «Прагматометры!.. – выкликал Феверстон. – Дворцовые сортиры!» Марку стало удивительно легко. Все, чего он не замечал, и все, что он замечал, но подавлял из уважения к прогрессистам, припомнилось ему. Он не мог понять, как же он не видел, что и проректор, и казначей просто смешны.

– Да, нелегко, – сказал Феверстон, приходя в себя. – Что ж, пользуемся вот такими. Их спрашиваешь дело, а они…

– И все же, – сказал Марк, – они умнее других в Брэктоне.

– Ну что вы! Глоссоп, и Ящер Билл, и даже старый Джуэл куда умней! Им не хватает реализма, они живут фантазиями, но чему они верят, тому и служат. Они знают, чего хотят. А наши бедные друзья… их легко впихнуть в нужный поезд, они даже могут вести его, но куда он идет, они и понятия не имеют. Они голову положат, чтобы институт переехал в Эджстоу. Тем они ценны. Но что это за институт, что ему нужно, что вообще нужно… это уж увольте! Нет, прагматометрия!.. Пятнадцать начальников!

– Наверное, и я такой же…

– Ни в коей мере! Вы сразу поняли, в чем суть. Я знал, что вы поймете. Я читал все ваши статьи. Потому я и хочу с вами поговорить.