Идущие в ночь - Владимир Васильев

Пока мы вшестером — я, вулх, Корняга, могучий пень-председатель, трухлявый старик и крепкий приземистый пенёк (как мне показалось, этого взяли в качестве охранника) — добрались до места, небо окончательно просветлело, и Четтан щедро окатил лес теплом. В кронах деревьев радостно зачирикали, засвистели и защебетали птицы. Я и сама улыбнулась, когда красный луч светила погладил меня по мокрым взъерошенным волосам.

— Вот, — гордо сказал Корняга, простирая ветку. — Здесь.

Я ахнула. Вулх изумлённо чихнул. А корневики дружно застонали.

Потому что на указанном Корнягой месте росло невысокое, чуть выше меня деревце с колючей кроной, такой же всклокоченной, как мои волосы. В кроне было полно всевозможных листьев, травинок, клочьев шерсти и прочего лесного мусора. Ведьмина гребёнка была совсем молодая, кругов десяти, не больше.

— Видать, не сразу проросло, — глубокомысленно заметил пенёк-охранник.

Могучий корневик повернулся к Корняге, ухватил его за ветку и поднял в воздух. Корняга повис с самым жалобным видом, трепыхая корешками — как не единожды висел в моих руках.

— Ты, плесень ядовитая, — прорычал корневик, — а ну поклянись, что это действительно было священное Первое Семя!

— Путь меня Мать-корень удавит, если вру! — торопливо проскрипел Корняга.

Вождь уронил его на землю. Корняга ойкнул.

— Значит, что? — вдруг пробасил он совершенно другим, по-детски растерянным тоном. — Неужели свершилось Главное Пророчество?

— Свершилось, — развёл корнями старик.

Когда уже поздно вечером мы покидали поляну собраний, в голове у меня звенело. Во-первых, от множества торжественных речей и песнопений. А, во-вторых, от превосходного медового кваса, который корневики делали просто мастерски. Честное слово, уж на что я люблю пиво — а лесной квас оказался лучше.

Виновник шумного торжества молча покачивался у меня за плечом. Наверное, раздумывал над тем, как ему жить дальше.

Я негромко хихикнула себе под нос. Да уж, оказавшись героем такого пророчества, поневоле задумаешься. Древний текст начинался такими словами: «Когда племя корневиков породит самого большого вруна за всю историю…»

— Гордишься? — спросила я Корнягу. — Или жалеешь?

— Да чего уж, — проскрипел корневик. — Мне теперь главное — не забыть сотни через три кругов снова домой вернуться. Когда тот, кто родится из Первого Семени, начнёт тут свои порядки наводить. Должно быть интересно.

Я хмыкнула. Мои планы на будущее пока что не заходили так далеко. Мне по-прежнему нужно было для начала попасть в У-Наринну. И то, что мы на полдня задержались в лесу у корневиков, было вообще-то некстати…

Зато скверный пенёк по-прежнему со мной.

Ну, и ещё целый народ временно счастлив — что тоже неплохо, хотя и менее важно.

Я покачала в ладонях овальную деревянную шкатулку. Подарок корневиков. Награды за Корнягу я, разумеется, не взяла. Отказалась. Во-первых, он не остался в лесу, а отправился дальше со мной. Хотя старейшины, кажется, были рады, что избавились от героя древнего пророчества ещё на некоторое время. Во-вторых, я вдруг поняла, что ни золото, ни драгоценности мне ни к чему. Золото ещё и тяжёлое вдобавок. В навьюченном на Ветра двумехе и без того хватает вещей, которые мне пока не пригодились. Ну, может быть, они нужны Одинцу.

Я завернула шкатулку в пустую заплечную сумку и уложила в двумех поверх оружейной.

Широкая тропа вывела нас из леса как раз вовремя, чтобы я успела разглядеть краешек Четтана, ускользающий за горизонт. Я проворно скинула с себя одежду и огляделась в поисках анхайра.

— Хэй, Одине-ец!

Тьма! Куда он делся? Ведь только что был здесь.

— Я его видел, — сообщил Корняга. — У него, кажись, от кваса живот прихватило. Во-он в те кустики сбёг.

Джерхи в доме! На пересвете — в кустики?!! Нет, я когда-нибудь умру с этими обормотами. Что Корняга, что Одинец, что Лю, который обещал нас догнать до пересвета — и где этот, с позволения сказать, чародей?

Впрочем, почему — «умру»? Уже умирала. Не помогло.

Я вздохнула полной грудью и подняла взор к сияющим точками звёздам на чёрном покрывале Тьмы.

Я очнулся в густых зарослях орешника. Рядом очень однозначно пахло — я сразу понял, что бедняге-вулху посчастливилось съесть перед самым пересветом нечто очень нехарактерное. М-да. Джерх забирай, даже оборотни, порождения могучей магии, иногда оказываются рабами бунтующего желудка!

Впрочем, хвала небу, только до превращения. Я, например, уже никаких неудобств не испытывал. Превращение исцеляет всё, в том числе и такие… гм! недомогания.

Только бы Тури не полезла меня искать — я прекрасно понимал, что несколько слов, услышанных от неё, могут сильно изменить мои планы на сегодняшний день, но всё равно не хотел её видеть сейчас.

И я потихоньку ушёл ещё глубже в кусты. Ветви царапали ничем не прикрытую кожу. Далеко, конечно, не следует уходить. Я и не буду… Так, прогуляюсь.

Заодно можно с мыслями собраться. Вчера я освободил место вулху на дне странной реки. Сейчас вокруг простирался старый, но совершенно обычный лес. Глухой-глухой. Дубы и платаны соседствовали с терхами, пихтами и северным орешником. Говорят, на северо-восток от Хадаса такие вот смешанные, как варево в котле, леса тянутся чуть ли не до огромного Дикого океана. Не знаю, туда я никогда не забирался. Меня почему-то всегда больше привлекал запад, чем восток. Не зря же я ошивался на самой границе обитаемых земель — в Дренгерте, Плиглексе, Джурае.

Земля под сенью старых деревьев была ощутимо влажной. Дождь, что ли, недавно пролился? Наверное. Дождь. Из обычной воды, а не той помеси воздуха с магией, которой я вчера вынужден был дышать полдня.

Значит, Тури реку пересекла. Странно, мне казалось, что по руслу можно идти ещё день-два, и сильно приблизиться к У-Наринне. Зачем ей понадобилось выбираться на сушу? Понятия не имею.

А что я помню со времени вулха?

Покопавшись в воспоминаниях, я выяснил, что до смешного мало. Помню вспышку-прозрение, вызванную, скорее всего, резким чувством опасности. Широкая утоптанная тропа, а на ней мрачные корявые силуэты засохших деревьев. Подвижные силуэты…

Э-э! Постой! А не родственники ли это бездельника-Корняги? Похоже. Правда, Корняга рядом с ними всё равно, что мышь рядом с вулхом. Только и общего, что цвет серый, да хвост имеется. У мыши, в смысле, а не у Корняги и его родичей.

Ох, чую, влетело нашему пеньку намедни — по первое число! Уж больно красноречивые взгляды замшелых громадин на тропе запомнились мне со вчерашнего… И ещё слова, произнесённые густым трескучим басом: «Когда племя корневиков породит самого большого вруна от начала времён…»