Время московское - Алексей Фомин

Сашка сломя голову кинулся в камеру. И точно. Эспаньолка и шевелюра у «Некомата» были светло-рыжие, а вылезшая на щеках и шее щетина — черная. Потом, понятно, был допрос, на котором Сашка впервые услышал историю о простом сурожском горожанине, получившем от каких-то людей приличную сумму за то, чтобы он прокатился с ордынским войском до Костромы и обратно. А в случае непредвиденных обстоятельств ему обещали, что десяток казаков доставит его домой в целости и сохранности.

Сашка и Адаш, в отличие от дьяка Безуглого, видели Некомата всего лишь дважды, и им очень хотелось верить, что они поймали того, кого нужно. Но против фактов не попрешь — «Некомат» оказался крашеным.

А тут в приказ тайных дел стали поступать новые «Некоматы». Каждая разведгруппа привозила своего «Некомата». Эти уже были похуже качеством. Один из них даже оказался лысым, которому на голову наклеили рыжие накладные волосы. Но все равно имеющегося сходства с фигурантом было вполне достаточно, чтобы ввести в заблуждение людей, знакомых с Некоматом лишь по его портрету.

— Гаврила Иванович, а сколько групп у нас еще не прибыло? — поинтересовался Сашка.

— Две, Тимофей Васильевич. Одна сидит под Волоком Ламским, а вторая — за Можаем.

— Запад и северо-запад… — Сашка взъерошил пятерней волосы. — Гм… И оба тракта, прежде чем разойтись, идут через Тушино. Гм… А скажи-ка, Гаврила Иванович, ты охрану в Сходненском овраге еще не снял?

— Нет, как можно, Тимофей Васильевич… Стоят голубчики, как миленькие стоят.

— Это хорошо.

— Только…

— Что только?

— Только перед тем как отряды на поимку Некомата рассылать, я разведчиков и сыскарей своих простыми кметами заменил.

— Ополченцами?

— Знамо дело…

— Ах, черт… — Сашка с досады хватил по столу кулаком. — Знаешь, почему со всех других направлений группы прибыли и только с тушинского направления нет еще известий?

— Почему? — переспросил Безуглый.

— Да потому, что по всем другим направлениям Некомат вместо себя кукол ряженых разослал, а по этому он сам пойдет. И не у Волока Дамского, не у Можая его ловить надо было, а у Сходненского оврага! — Сашка вскочил на ноги. — Вперед, Адаш! Может, еще успеем!

Вихрем они вылетели во двор и вскочили в седла. Даже Безуглый, чувствуя свою вину, старался не отставать.

— Я за сотней! — крикнул Адаш.

— Некогда! — отрезал Сашка. — Едем сами!

Безумная скачка закончилась лишь на берегу Сходни, у входа в Сходненский овраг. Безуглый давно и безнадежно отстал, поэтому к посту на краю оврага они подъехали вдвоем.

— Как служба, сынки?! — гаркнул Адаш. — Сам великий воевода приехал вас проведать!

Сидевшие на траве кметы вскочили на ноги и теперь испуганно таращились на начальство. Справа и слева, завидев незнакомых всадников, к посту стали подтягиваться воины.

— Посты — каждые тридцать шагов — по три человека. Успокойся, государь, не должен он был проскочить, — зашептал Адаш Сашке на ухо.

— А что, ваше сиятельство, говорят? Скоро ль домой? — добродушно улыбаясь, поинтересовался невысокий крепыш, видимо самый смелый из всех. — Сотник наш сказывал, что побил великий князь Мамая.

— А это зависит от того, как ты службу несешь, сынок, — отрезал Адаш. — Видели ли здесь кого? Хотел, может, кто пройти в овраг иль выйти из него?

— Не-э, ваше сиятельство. Мы службу знаем — никого не пущать ни туда, ни обратно. Всех хватать и к сотнику вести.

— Может, местные просятся в овраг по грибы, положим, по ягоды?

— Не-э, они оврага боятся, нечистая сила, мол, живет в овраге-то.

— И чего брешешь, Коська, что боятся… — перебил говорившего мосластый, чернобородый мужик из тех, что подошли с других постов. — Надысь баушка горбатенька у меня просилась травки целебной пособирать. «А нечистой силы не боишься?» — спрашиваю. «Нет, — бает, — знахарка я тутошняя. Не берет меня нечистая сила». А сама пошла и не вернулась. Сожрала, знать, ее нечистая сила.

— Как пошла, как не вернулась? — чувствуя, как замирает его сердце, переспросил Сашка.

— Ты что же… Пропустил ее? — зловещим, не предвещающим ничего хорошего голосом поинтересовался Адаш у мужика.

— Ну…

— Это было вчера?

— Ну…

— И обратно она до сих пор не выходила?

— Как есть сожрала ее нечистая сила, ваше сиятельство.

— Зачем же ты пропустил ее, кмет?

— Дык… Баушка горбатенька… А ищем мы мужика рыжего…

— Баушка, говоришь, горбатенька… Э-эх! — Адаш размахнулся и влепил мужику оплеуху, вложив в нее всю свою досаду и злость.

Обратно ехали не торопясь, шагом. Давно уже встретили Безуглого и поведали ему о «горбатенькой баушке, сожранной нечистой силой». Теперь он, чувствуя себя самым виноватым, ехал позади, держась в одиночестве. Темнело. На наливающемся чернотой небе одна за другой стали появляться первые звездочки. Во всем подлунном мире воцарились покой и благодать.

— Устал я, государь, — нарушил божественную тишину Адаш. — Отпусти меня…

— Я тебя уж давно отпустил. Ты ведь сам…

— Поеду я к своей Кунице. Землицу получу, хозяйство устрою…

— Да что я тебе здесь на Москве куска земли не найду? Не обеднеют Вельяминовы…

— Нет, мне Орда землю за службу должна, да и к Кунице хочется.

— А может, заберешь ее, дочь и… обратно в Москву? Дочери жениха знатного сыщем…

— Посмотрим.

Они замолчали, и вновь установилась тишина, нарушаемая лишь легким топотом копыт, приглушенным дорожной пылью, редким всхрапыванием лошадей да позвякиванием упряжи.

Рабочий день у Веры начался сегодня, как обычно, в десять. А завершить его она вознамерилась в одиннадцать, и никак не позже. Состояние здоровья ее единственного на сегодняшний день пациента — Саши Ремизова-Ракитина — не вызывало никаких опасений, да и сама обстановка с его сном-полетом теперь нормализовалась. Текущих дел, требующих ее участия, не было никаких, хотя, правда, сегодня должна была прийти Нина Федоровна, но Вера даже не знала зачем — задания Лобов для нее на сегодня никакого не готовил. Скорее всего, пожилой одинокой женщине просто не сидится одной дома. Сам же Лобов целиком погрузился в изучение очередного трактата по парапсихологии и лишь удостоил Веру легким кивком головы в ответ на ее приветствие. Сказать, что такое поведение шефа взбесило ее — значит ничего не сказать. Вера была просто вне себя. Стоило разбиваться на этой работе в лепешку, чтобы в конце концов получить такой вот пренебрежительный кивок! Да, этот человек платит ей приличную зарплату за ее работу. Но за работу! А она, можно сказать, живет на этой работе! Да за это никакими деньгами не расплатиться! В конце концов, такую же зарплату она могла бы получать, наверное, в какой-нибудь частной клинике и жить себе спокойно! А при таком режиме работы, как сейчас, она даже не в состоянии потратить заработанные деньги. И вот за это за все, за угробленные на него молодые годы этот человек не находит в себе ни сил, ни желания оторваться от этой чертовой книжки и сказать пару человеческих слов женщине, которая любит его, как последняя дура!