Кровные узы, или История одной ошибки - Диана Чемберлен

– С ним все в порядке, Мэгс, – сказал дядя Маркус. – Не плачь. Он придет к тебе позже.

У меня болела шея. Боль прорезалась сквозь туман в голове. У меня болело все, вплоть до живота. Я несколько раз сглотнула. Нет, определенно я не на небесах.

– Ты в госпитале Кейп Фиэр, – сказала мама. – У тебя рана на шее. Она сильно болит?

Я кивнула и закрыла глаза. С Энди все в порядке? Ну, не станут же они мне лгать насчет Энди.

– Тебе больно дышать? – спросила мама.

– Да, – прошептала я.

– С тобой все будет в порядке – вам с Энди невероятно повезло.

– Бен здесь? – Я снова открыла глаза, зажмурившись от яркого света. Мне было все равно, что они подумают. Я хотела его видеть.

– Нет, Мэгс, – сказал дядя Маркус. – Здесь только твоя мама и я.

– Ты что-то сказала о папе. О том, что он тебя спас, – сказала мама. – Что ты имела в виду?

Я снова закрыла глаза. Вспомнила чувство покоя, когда волна подняла меня высоко в воздух. Но я уже достаточно пришла в себя, чтобы понимать, как невероятно это могло прозвучать для мамы. И даже для меня. Нет, стоит оставить это при себе.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказала я.

Мама помолчала, и я подумала, что она об этом не забудет.

– Окей, – сказала она наконец.

Я внезапно вспомнила причину, по которой оказалась здесь.

– Слушания! – Я попыталась сесть. – Как они…

– Отложены. – Мама обняла и уложила меня. – Не думай сейчас об этом.

Я вспомнила, как Энди сказал мне, что вышел из церкви для того, чтобы проверить, как действует на жуков спрей.

– Мне надо с кем-нибудь поговорить.

– Тебе сейчас нужен отдых. – Дядя Маркус потрепал меня по плечу.

– Нет. Нет. Мне нужно поговорить с адвокатом Энди. Нет! С полицией. Прямо сейчас.

– Ты просто напичкана обезболивающими, – сказала мама. – Сейчас не время.

– Нет, сейчас! – настаивала я. – Сейчас, вчера и даже на прошлой неделе!

– Мэгс, о чем ты говоришь? – спросил дядя Маркус.

Но я не стану им рассказывать. Они могут остановить меня и не позволить сделать то, что я собираюсь сделать. Что мне надо было сделать несколько недель назад.

– Я пришла в себя, и мне надо поговорить с полицией. Сейчас.

Я взглянула на их лица и увидела на них замешательство.

– Немедленно, – настаивала я. – Вы должны мне помочь, прежде чем я выйду из игры. Я должна рассказать им, что случилось на самом деле.

– Что ты имеешь в виду? – спросила мама. Она постарела на сто лет. – Энди тебе что-то рассказал?

Она была испугана. Неужели боялась, что я обнародую что-нибудь, из-за чего Энди наверняка посадят в тюрьму? Интересно, испугалась бы она так же сильно, если бы знала, что я – единственная, кому грозит пожизненное заключение?

– Тебе просто необходим адвокат. – Дядя Маркус повторил это раз десять, а в это время Флип Кейтс зачитывал мне предупреждение Миранды[11]. Я знала, что он попросил приехать Флипа вместо этого странного сержанта Вуда, и была этому рада. Но адвоката я ждать не собиралась. Я и так целый час ждала Флипа.

Я покачала головой, чего нельзя было делать. Доктор запретил мне поворачивать голову, иначе рана на моей шее может открыться. Я незаметно дотронулась до бинтов на шее. Рана горела, все тело болело, но я согласилась принимать новые обезболивающие только после разговора с Флипом. Я не хотела, чтобы кто-нибудь мог сказать, что я не была в здравом уме, когда давала показания полиции.

Мама встала, чтобы поправить мне бинты.

– Уже не кровоточит, – сказала она. – Лучше бы ты подумала, Мэгги. Мистер Шартелл может просто поговорить с тобой по телефону, прежде чем ты начнешь давать показания.

– Я могу подождать, Мэгги, – сказал Флип. Он сидел там, где раньше сидел Маркус, положив магнитофон на стол на колесиках. Дядя Маркус стоял в ногах моей кровати.

– Я не хочу говорить с адвокатом, – снова сказала я.

Мама с дядей Маркусом приставали ко мне с адвокатом с тех пор, как я сказала, что хочу поговорить с полицией.

– Он так все перевернет вверх ногами, что я сама перестану понимать, что говорю. Я хочу рассказать, что на самом деле случилось в ночь пожара.

Мама крутила на пальце старое обручальное кольцо.

– Ты не должна выгораживать Энди, дорогая, – сказала она.

Я была удивлена.

– Я и не собираюсь. Сам того не зная, он все это время выгораживал меня. – Я посмотрела на Флипа. – Мы можем наконец начать?

– Конечно, Мэгги, – сказал Флип. – Ты хочешь, чтобы я задавал вопросы, или просто расскажешь?

– Я просто расскажу, – сказала я.

– Окей. – Он что-то сделал с магнитофоном и пододвинул его ко мне: – Начинай.

Я глубоко вздохнула и заговорила.

Если вы действительно кого-то любите, тогда его радость является вашей радостью, а боль – вашей болью, это одновременно замечательно и ужасно. Так это было с Беном и со мной. Я была как живая, дышащая масса сочувствия вокруг него. Я думала, что он такой удивительный и необыкновенный. Он всегда был терпелив с детьми, которых обучал плаванию. Всегда подбадривал моего младшего брата. Верил в Энди так же, как и я. Я любила Бена за это, и за его нежность ко мне, и за то, что он обожал свою маленькую дочку. А также за то, что он продолжал пытаться достойно выполнять работу пожарного, когда ему было тяжело и страшно.

– Когда я был маленьким мальчиком, – сказал он мне однажды ночью, когда мы находились в «Сторожевом Баркасе», – мой отец часто наказывал меня, запирая в чулан под лестницей. Мне начинало казаться, что я задыхаюсь, и у меня нарастала паника. Я колотил кулаками в дверь чулана, но никто не приходил.

Он говорил, а я гладила его руку. Я не могла представить, что отец может быть таким жестоким.

– Но у меня не было проблем с клаустрофобией, пока я в первый раз не надел снаряжение во время учебной тревоги, – сказал он. – Я снова почувствовал себя пятилетним мальчиком, запертым в чулане. Так происходило всегда, когда я надевал противогаз. Кажется, я не смогу это преодолеть. Я овладел всем остальным. Твой дядя говорит, что должно пройти время, но я думаю, что со временем все становится только хуже.

Я была потрясена, что он рассказывает мне такие глубоко личные вещи. Доверяет свои секреты. Это давало ощущение, что я тоже могу довериться ему. Во всем.

Пару недель спустя я зашла в «Яванский кофе» вместе с Эмбер и еще одной девочкой. Мы сидели в одной кабинке, а в следующей находились несколько пожарных из добровольной дружины. Двое мужчин и женщина.