Валентайн - С. П. Сомтоу

— Это не я. У меня даже собаки нет.

— Да, но теперь вы переживаете не лучшие времена. Повторение истории Фауста. Ваша история — парадигма человеческого бытия. Моя история — замкнутый круг из «обедов» и «встреч» с нужными людьми.

Дамиан никак не мог сосредоточиться на своем копченом лососе с каперсами. В словах актера была немалая доля правды — и это его огорчало и задевало больше всего. Но Сирота видел лишь внешнюю сторону: грязные махинации прессы и чуть ли не макиавеллиевский заговор против его персоны. Сирота не смог разглядеть ту великую битву за веру, что происходит в душе Дамиана, — битву Господа Всеблагого с Маммоном. Дамиан представлялся ему совокупностью мотивированных побуждений, неврозов и нервных тиков. Дамиан закрыл глаза, стараясь не слушать разглагольствования Сироты, но в темноте за закрытыми веками он увидел... кошмарные твари, исчадия ада, копошились в озерах кипящей серы... яркие живые картины из Блейка и Данте... раньше у него так хорошо получалось отрешиться от неприятного разговора, сосредоточившись на какой-нибудь фразе из Библии. Он повторял ее про себя снова и снова, как молитву — как мантру. Но сейчас у него в голове засело одно только слово, которое все повторялось и повторялось назойливым эхом. Полынь... полынь... полынь... Звезда полынь, возвещающая начало Апокалипсиса, конца света, к которому приложил руку и сам Дамиан.

— Хорошо хоть на время уехать из Голливуда, — сказал Сирота. Он слегка вышел из образа и заговорил в нос. — Насколько я знаю, страна Змеиной реки — весьма живописный край. Надеюсь, что я смогу выбраться посмотреть «Лунные кратеры»[73]. Завтра у меня съемки, а послезавтра — свободный день. Может быть, съездим вместе, вы не хотите? У меня будет свой лимузин...

— Я буду занят скорее всего, — сказал Дамиан.

— О, ну да, я забыл, — сказала Сирота. — Армагеддон разразится, да?

— Именно, — прошипел Дамиан с досадой и, даже не доев своего лосося, снова укрылся за «Wall Street Journal».

* * *

• огонь •

97 НАТУРА — УЗЕЛ — ВЕЧЕР 97

ТАППАН несется по главной улице, размахивая горящим факелом. В глазах — безумие. Следом за ним движется стена ОГНЯ. Вдалеке СЛЫШНЫ ВЗРЫВЫ. ОГОНЬ поднимается вверх по склону к ОСОБНЯКУ ВАЛЕНТАЙНА. Безумный священник, лишь на пару шагов опережающий пламя, бьется о железные ворота особняка.

ТАППАН

(истошно кричит, надрывая голос)

Исчадие ада!

Ворота распахиваются, и МЫ СЛЕДУЕМ ЗА ТАППАНОМ, который бежит к переднему крыльцу, и ОГОНЬ у него за спиной уже почти настигает его...

— Какой идиот это придумал?! — пробурчал Дэн Остердей, главный пиротехник, высыпая третью порцию пороха по аккуратной разметке-дорожке, что вела к третьим воротам особняка Валентайна, установленным на вращающейся платформе, которая легко отодвигалась в сторону, позволяя подвижной камере совершить стремительный подъем в гору к фанерному фасаду особняка... Это была самая идиотская пиросцена из всех, которые ему приходилось ставить. Да, кадры получатся впечатляющие, но по сложности исполнения они подходят скорее для производства какого-нибудь музыкального клипа на MTV, чем для серьезной картины. Если что-то пойдет не так, восстановить декорации будет стоить около миллиона, если не больше. Он иногда поражался тупости режиссеров. Похоже, они были просто не в состоянии уразуметь, что пиротехнические эффекты — это такая вещь, которая редко когда срабатывает как надо, с первого раза.

А этот Бэр даже не собирался присутствовать на съемках эпизода с огнем — перепоручил это своему ассистенту. Остердей с сочувствием покосился на каскадера Джеймса Торреса, дублера Джейсона Сироты на трюковых съемках. Невозмутимый сухопарый мужчина с железными нервами. Каскадер, занятый в данной сцене, и должен был быть худым; когда он наденет всю свою защитную амуницию из несгораемой ткани, со спины он не должен казаться крупнее Сироты, который, кстати, тоже не почтит их сегодня своим присутствием, поскольку его реплику в данной сцене — кадр с истошными воплями у ворот особняка — будут снимать только завтра.

Остердей закончил выкладывать пороховые дорожки. Он очень надеялся, что сегодня дождя не будет — как это случилось позавчера, когда неожиданно хлынул ливень, без всякого предупреждения от синоптиков, — иначе вся работа пойдет коту под хвост и съемки задержатся минимум на неделю.

— Или можно еще переделать всю сцену, — сказал он Торресу, который молча кивнул в ответ. — Зеленые страницы сценария — это то, что писал Магир. Теперь, когда его нет, зеленых с каждым днем все меньше... — Он взмахнул сценарием, как радужным веером. Обычно «радужные» сценарии не используют для рабочего варианта, но на съемках крупнобюджетных картин этим правилом пренебрегали.

Где-то на середине склона запищала рация.

— Похоже, прибыл ассистент режиссера, — сказал Остердей. — Интересно, который из трех...

* * *

• колдунья •

Она сидела перед телевизором и смотрела по CNN поразительно нудное и совершенно невразумительное обсуждение последней проповеди Дамиана Питерса с Джошуа Леви, каким-то там специалистом по антропологии и культуре, которого всегда приглашали на подобные передачи и который всегда говорил вопиющие глупости.

Сейчас он с умным видом рассуждал о безумии конца миллениума:

— Понимаете, Бетси, сейчас, когда мы вступили в последнюю декаду тысячелетия, количество апокалипсических настроений и образов в поп-культуре — а институт телевизионного проповедничества, хотя, я уверен, многие со мной не согласятся, можно и должно рассматривать именно как поп-культуру, — неизбежно должно возрасти, как это было и раньше, около 1000 года нашей эры. Это тоже была интереснейшая эпоха с точки зрения антропологии и культуры. Массовая истерия, многочисленные самоубийства, ожидание конца света и сотни безумных пророков и проповедников, бродивших по городам Европы и предвещающих Судный день. Как говорится, история повторяется. Но что самое интересное в современной версии безумия конца миллениума — это возможность охвата многотысячной — многомиллионной — аудитории с помощью высокоразвитых технологий. Вчера, во время своей, скажем прямо, бредовой проповеди, преподобный Питерс сказал одну очень значимую фразу — он назвал свою церковь виртуальным собором. Иными словами, это иллюзия реальности, превращенная в гиперреальность. Понимаете, что я имею в виду? Сейчас, на стыке тысячелетий, реальность как бы истончается и колеблется, и когда она вновь закрепится, вполне может статься, что это будет уже совершенно другая реальность — произойдет своего рода магическая трансформация. И вовсе не обязательно, что в результате получится что-то плохое. Таково мое мнение. И именно в этом главное мое отличие от кликуш, предвещающих Армагеддон...