Тринадцатая редакция - Ольга Лукас

Когда договоры были подписаны, на измождённых лицах сестёр и братьев начал появляться здоровый румянец.

– Дорогие мои! – Анна-Лиза взяла в руки песочные часы и положила их набок. – Теперь вам не нужно следить за этими часами, не нужно их переворачивать и ждать конца света. Вы только что, все вместе, спасли мир от гибели в огне тщетных желаний. Ведь все вы хотели именно этого, не так ли? Всех вас терзало такое желание, не давая сосредоточиться на вечности?

– Нет, – тихо сказал кто-то, – я просто хотел, чтобы мне вернули мою квартиру.

– Где она, твоя квартира, о брат мой?

– Мы как раз в ней.

– Отлично, отлично. Эти ребята уже уходят.

– Да-да, чего это мы тут сидим? – удивился мужчина в синем халате. – А где тот мужик, который сказал, что мы сгорим? Кто-нибудь помнит его особые приметы?

– Надо срочно звонить в милицию! – вскочила на ноги женщина в спортивном костюме. – Моя трёхкомнатная квартира с видом на Неву! Мой автомобиль! Мои драгоценности!

На Анну-Лизу уже никто не обращал внимания: будто очнувшись от странного гипноза, борцы с тщетными желаниями плоти вспоминали всё, что отдали загадочному «учителю» в обмен на старые песочные часы.

Анна-Лиза, хохоча, вышла на улицу. Теперь нужно было поскорее найти телефон-автомат и отчитаться перед куратором. Шесть договоров за один раз! Она снова превзошла саму себя.

Впервые в жизни Анна-Лиза почувствовала, что сделала что-то хорошее. Но на какие лишения не пойдёшь ради денег!

Только идеалист Джордж, индивидуалист Гумир да ещё, может быть, несколько совсем юных новобранцев воображали, что «Народный покой» представляет собой удачный компромисс между партией с единым лидером и вольницей кто-во-что-горазд. На самом деле уже многим было очевидно, что намечается раскол на более мелкие группировки, либо напротив – объединение всей власти в руках одного лидера. Костыль призывал к террору, побоищам, дракам, провокациям – и его головорезы одобрительно бряцали кастетами и ножами. Данила хотел, чтобы всё было мирно, но обязательно наперекор официальной пропаганде. А Зван кивал каждому по отдельности, соглашался со всеми вместе, прислушивался к мнениям товарищей и поддерживал большинство, потому что просто хотел власти. Поэтому демарш Егория был ему особенно на руку: подвернулась отличная возможность услышать все мнения, пока этот дезертир и перебежчик рассказывает о том, кто навёл его на предательскую мысль брать с товарищей арендную плату, и почему он собирается покинуть партию.

Мнения, которые успел зафиксировать Зван, не отличались разнообразием. Товарищи предлагали убить собаку и мироеда разными неприятными способами, не до смерти замучить или хотя бы сильно покалечить, но перед этим – заставить подписать договор, передающий это помещение в безраздельное пользование «Народного покоя». Естественно, ни один из ораторов и понятия не имел о том, как выглядят и составляются подобные договоры. Зато в том, что касалось причинения увечий, они были большими специалистами.

Джордж сидел на стуле, который ему уступил Никола, и пытался отрешиться от того, что он исправить не в силах. Раньше надо было думать. Ну, хотя бы с начальником охраны договориться о том, чтобы он прислал сюда кого-нибудь минут через десять после начала сходки. Но Джорджу и без того было ужасно неловко перед этим серьёзным неразговорчивым мужиком за то, что на территории, за которую тот несёт ответственность, нелегально собираются разные сомнительные элементы. «Вы бы, Георгий, завязывали со своими чегеварами. Несерьёзно это», – с нажимом сказал тот после второго или третьего сборища народопокойцев. Джордж, больше всего опасавшийся того, что подчинённые не будут воспринимать его всерьёз (увы, именно так они его и воспринимали), холодно сказал, что он тут – хозяин и ему решать, что серьёзно, а что – нет. Мучительно выбирая между собственной безопасностью и необходимостью признаться в том, что он боится им же самим пригретых головорезов, Джордж решил, в итоге, ничего не выбирать и предоставил событиям возможность развиваться естественным путём. Теперь, оказавшись в конце этого самого «естественного пути», он старался не прислушиваться к тому, как именно с ним планируют расправиться бывшие товарищи. «Вот так же Бильбо Бэггинс и его друзья вынуждены были терпеливо слушать, как именно их собираются приготовить тролли, – зачем-то вспомнил он. – Ну да, и потом их всех спас Гэндальф, отвлекавший глупых троллей разговорами до самого рассвета, покуда они не превратились в камни. Интересно, как эту сказку рассказывают своим детям тролли? И кто из этих ребят может оказаться моим спасителем?» Последний вопрос показался Джорджу приятным и занимательным. Разглядывая счастливые физиономии своих бывших товарищей, он пытался в каждом из них увидеть хорошо замаскированного доброго волшебника, и с некоторыми такой фокус проходил. Особенно убедительной добротой светилось лицо Звана.

– Кстати, а за каким инструментом пошел Костыль, я чё-то не в курсе, – сказал Данила, когда наступила его очередь придумывать казнь для перебежчика. – Потому что в зависимости от инструмента вору и мука.

По рядам партийцев прошли волны сомнения, недоумения, тревоги. Никто понятия не имел об этом загадочном «инструменте», но каждому казалось, что другие-то точно в курсе. Но тут как раз открылась дверь, и «инструмент» показал себя с самой лучшей стороны – почти никто не успел опомниться и вызвать на подмогу свою бригаду.

Костыль, как и Зван, нашел момент подходящим для того, чтобы путём террора и насилия объяснить товарищам, что им следует выбрать путь террора и насилия. Поэтому, придумав первую попавшуюся отговорку, он уверенно спустился вниз, встретил своих молодчиков, как всегда поджидавших его в условленном месте, и спокойно провёл их мимо привычной к таким гостям охраны. Впрочем, бригада Костыля вела себя вполне прилично: ножами не размахивала, лозунги не выкрикивала, шагала чуть ли не в ногу.

– Вали отсюда, а то тоже огребёшь, – грубо пнул Джорджа Костыль, пока его ребята разбирались с другими лидерами. – Через час всё закончим и уберём, тогда хоть ментов вызывай, а пока затихорись где-нибудь в углу.

Джордж без спешки поднялся со стула и неторопливо пошел к двери. Он был готов в любой момент остановиться, вернуться и позволить себя убить – лишь бы его не сочли трусом, улучившим возможность спасти свою жалкую жизнь. К счастью, никому до него не было дела, а то бы и вправду убили.

Тем временем к входу в злополучное здание подтянулись ещё две боевые группы – одну успел-таки вызвать по телефону Зван, другую условным сигналом предупредил какой-то безымянный герой, сразу же оказавшийся в самом эпицентре свалки и сгинувший ни за грош. Как хорошие бойцы, ребята ждали приказаний командиров, переступая с ноги на ногу и мрачно поглядывая на стоящих напротив то ли чужаков, то ли соратников.

Если два десятка суровых молодых людей мысленно взывают к начальству – хоть какому-нибудь, чтобы дало команду – хоть какую-нибудь, то начальство рано или поздно появляется. Другой вопрос – что это за начальство.

– Так, чего стоим? Кого ждём? – довольно грубо спросила у парней совершенно посторонняя и, надо сказать, довольно невзрачная старушонка.